Неточные совпадения
— Ну, что ж княгиня! — сказал Рутилов. — Тебе с ней не котят крестить. Пусть бы она тебе место сначала дала, — окрутиться успеешь.
А то
как же так, зря, ничего не видя!
«С княгиней-то
как же? — подумал он. — За теми гроши, и протекции нет,
а с Варварой в инспекторы попадешь,
а потом и директором сделают».
— Клавдия?
А ейкать-то ее
как же я стану? Клашка, что ли?
— Я и сам могу, Марья Осиповна,
а только
как мы в компании приятно время проводим, то отчего
же не поддержать чужую шутку!
А если это вам не нравится, то
как вам будет угодно, —
как вы к нам изволите, так и мы к вам изволим.
— Ну вот, — радостно сказала она, — наконец-то.
А то я уже ждала, ждала, да и жданки потеряла.
А только
как же конверт, — если он спросит, что я скажу?
«Для начала, — думал Передонов, — надо выбрать начальство попроще и там осмотреться, принюхаться, — видно будет,
как относятся к нему, что о нем говорят». Поэтому, решил Передонов, всего умнее начать с городского головы. Хотя он — купец и учился всего только в уездном училище, но все
же он везде бывает, и у него все бывают, и он пользуется в городе уважением,
а в других городах и даже в столице у него есть знакомые, довольно важные.
— С повинной? человека убили? поджог устроили? почту ограбили? — сердито закричал Авиновицкий, пропуская Передонова в зал. — Или сами стали жертвой преступления, что более чем возможно в нашем городе? Город у нас скверный,
а полиция в нем еще хуже. Удивляюсь еще я, отчего на этой вот площади каждое утро мертвые тела не валяются. Ну-с, прошу садиться. Так
какое же дело? преступник вы или жертва?
—
Какой же я нигилист? — говорил Передонов, — даже смешно. У меня есть фуражка с кокардою,
а только я ее не всегда надеваю, — так и он шляпу носит.
А что у меня Мицкевич висит, так я его за стихи повесил,
а не за то, что он бунтовал.
А я и не читал его «Колокола».
— Голубчик Варвара Дмитриевна, чего я не узнаю! Я всех в уезде знаю.
Как же, ведь это всем известно, что у них еще мальчик дома живет, таких
же лет,
как этот. Отчего
же они не отдали их вместе в гимназию? Говорят, что он летом болен был, так один год отдохнет,
а потом опять поступит в гимназию. Но все это вздор, — это-то и есть гимназист. И опять
же известно, что у них была барышня,
а они говорят, что она замуж вышла и на Кавказ уехала. И опять врут, ничего она не уехала,
а живет здесь под видом мальчика.
— Еще бы, писаная красавица, — согласилась Грушина, — это она только стесняется,
а погодите, попривыкнет, разойдется, так она тут всех в городе закружит. И представьте,
какие они хитрые: я,
как только узнала об этаких делах, сейчас
же постаралась встретиться с его хозяйкой, — или с ее хозяйкой, — уж
как и сказать-то не знаешь.
— Вот на меня говорили, что я изюм съела,
а это что? Нужно очень мне ваш изюм,
как же.
—
Как хотите, — сказал Передонов, —
а только я тогда должен директору сказать. Я думал по-семейному, ему
же лучше бы. Может быть, и ваш Сашенька прожженный. Еще мы не знаем, за что его дразнят девчонкой, — может быть, совсем за другое. Может быть, не его учат,
а он других развращает.
Согласился,
а потом раздумье взяло.
А ну
как поймают? Неловко, все
же чиновник. Он решил переложить это дело на других. Затратив четвертак на подкуп двух подростков-сорванцов, он обещал им еще по пятиалтынному, если они устроят это, — и в одну темную ночь дело было сделано.
—
Какая вы! Ведь это — разное,
а вы те
же слова говорите. Только меня вы не подденете.
— Нет, ты за него не выходи,
а то
как же я буду?
— Меня удивляет, Надежда Васильевна, что вы спрашиваетесь у вашего братца, который, к тому
же, изволит быть еще мальчиком. Если бы он даже изволил быть взрослым юношей, то и в таком случае вы могли бы сами.
А теперь,
как вы у него спрашиваетесь, Надежда Васильевна, это меня очень удивляет и даже поражает.
— У кого
же мне спрашиваться? Тете — все равно,
а ведь его я должна воспитывать, так
как же я выйду за вас замуж? Вы, может быть, станете с ним жестоко обращаться. Не правда ли, Мишка, ведь ты боишься его жестокостей?
— После этого, если Мишенька показывает ко мне такие чувства,
а вы его, оказывается, что спрашиваете, то это выходит, что я должен и от уроков отказаться, потому что
как же я теперь стану ходить, если Мишенька ко мне этак?
Может быть, они ядовиты. Вот, возьмет их Варвара, нарвет целый пук, заварит вместо чаю, да и отравит его, — потом, уж когда бумага придет, — отравит, чтоб подменить его Володиным. Может быть, уж они условились. Недаром
же он знает,
как называется этот цветок.
А Володин говорил...
—
Как же так, уж все из церкви пришли. Все дома сидят,
а тут на-т-ко-ся, и нету. Это вы, юный классик, так буяните, что старушке дома не усидеть?
Саша поцеловал ей руку и сделал это ловко и с большим удовольствием. Поцеловал уж заодно руки и Дарье с Валериею, — нельзя
же их обойти, — и нашел, что это тоже весьма приятно. Тем более, что они все три поцеловали его в щеку: Дарья звонко, но равнодушно,
как доску, Валерия нежно, опустила глаза, — лукавые глазки, — легонько хихикнула и тихонько прикоснулась легкими, радостными губами, —
как нежный цвет яблони, благоуханный, упал на щеку, —
а Людмила чмокнула радостно, весело и крепко.
Саша иногда скрывал от Коковкиной, что приходила Людмила. Не солжет, только промолчит. Да и
как же солгать, — могла
же сказать и служанка. И молчать-то о Людмилиных посещениях не легко было Саше: Людмилин смех так и реял в ушах. Хотелось поговорить о ней.
А сказать — неловко с чего-то.
— Туда
же, — протянула Людмила, — больно,
а сам
какой комплементщик стал.
— Да, — пробормотал Передонов, — ваш муж.
как же это он, так нельзя, я забочусь,
а он…
— Когда он уйдет в клуб. Не возьмет
же он Антошу с собой! Он уйдет,
а я до тех пор молчать буду,
как будто согласилась с ним,
а как только он уйдет, я его и высеку,
а вы мне поможете. Ведь вы мне поможете, не правда ли?
— Надо было потихоньку спрятать, чтоб никто не видал, — сердито сказал Передонов, —
а то вы и во сне не сумели денег удержать,
какая же вы хозяйка!
— Эти порядки нам хорошо известны, — возразил сейчас
же Творожков, не давая ему продолжать, — провинится гимназист, его в гимназии накажут,
как по правилам следует; коли ему неймется, родителям дадут знать или там в гимназию вызовут, классный наставник или там инспектор скажет, в чем его вина;
а уж
как с ним дома поступить, это родители сами знают, по ребенку глядя, ну и опять
же по вине.
—
Как же это он смеет,
а? — плачевно говорил он. — Я его сейчас
же позову, сейчас
же, и строжайше запрещу.
—
Как же это вы, юноша,
а? что это вы такое выдумали,
а? — напустился Богданов на Мачигина.
—
Как же это
как же это вы, юноша, кокарду носите,
а?
Как это вы решили посягнуть,
а? — спрашивал он, напуская на себя строгость и усиленно потрясая серенькою своею еретицею.
— Да разве
же вы — чиновник,
а? чиновник? — заволновался Богданов, —
какой вы чиновник,
а? азбучный регистратор,
а?
— При чем тут хвост,
а?
какой тут хвост,
а? — с волнением заговорил Богданов. — Куда вы в политику заехали,
а? Разве это ваше дело о политике рассуждать,
а? Нет, уж вы, юноша, кокарду снимите, сделайте божескую милость. Нельзя,
как же можно, сохрани бог, мало ли кто может узнать!
— Помилуйте, зачем
же пивом! — любезно улыбаясь, отвечал парикмахер, —
а только возьмите то, что если постричь сколько-нибудь и притом
же так
как у вас на голове уже солидность обозначается, то никак не хватает на испанскую прическу.
— Уж
как хошь, Ардальон Борисыч,
а мы к тебе,
а ты нам шампанею ставь, не будь жомой.
Как же можно, такие приятели, водой не разольешь,
а ты тишком удумал.
—
А все-таки,
как же это с m-llе Пыльниковой у вас разошлось? — дразнила Людмила. — Ведь вы за нею ухаживали? Она вам отказала?
— Если у вас изволят шарики воровать,
а вы изволите в это время быть в другом месте,
а шарики брошены, то вам надо было загодя другие шарики завести, чтобы нам было чем играть. Мы шли, хотели поиграть,
а если шариков нету, то
как же мы можем играть?
—
А то
как же? Не поработаешь, так и хлебца не покушаешь. Хлебец за денежки дают,
а денежки заработать надо.
— Ах, господи, твоя воля! — в ужасе воскликнула Коковкина, — что
же это такое! Я беспокоюсь, ищу,
а он тут комедию ломает. Срам
какой, в юбку вырядился! Да и вам-то, Людмила Платоновна,
как не стыдно!
Он делал невинное лицо,
а на душе у него было тяжело. Он выспрашивал Коковкину, что
же говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что могут говорить о них? Людмилочкина горница окнами в сад, с улицы ее не видно, да и Людмилочка спускает занавески.
А если кто подсмотрел, то
как об этом могут говорить? Может быть, досадные, оскорбительные слова? Или так говорят, только о том, что он часто ходит?
Но все
же приготовления продолжались:
какой ни будь приз,
а получить его лестно.
Завидовал
же он,
как и многие, как-то бездумно, непосредственно, — ведь сам-то он был не наряжен, что бы, кажись, завидовать?
А вот Мачигин, так тот был в необычайном восторге: кокарда особенно восхищала его. Он радостно хохотал, хлопал в ладоши и говорил знакомым и незнакомым...
— Это ничего, — беспечно сказал Саша, — приструнь, было бы только за что,
а все
же ты меня ужасти
как обрадовала.