Неточные совпадения
— Вот бы
где «годить» —
то хорошо! Туда бы забраться, да там все время и переждать!
— Вудка буде непременно, — сказал он нам, — може и не така гарна, как в тым месте,
где моя родина есть, но все же буде. Петь вас, може, и не заставят, но мысли, наверное, испытывать будут и для
того философический разговор заведут. А после, може, и танцевать прикажут, бо у Ивана Тимофеича дочка есть… от-то слична девица!
Иван Тимофеич принял нас совершенно по-дружески и, прежде всего, был польщен
тем, что мы, приветствуя его, назвали вашим благородием. Он сейчас же провел нас в гостиную,
где сидели его жена, дочь и несколько полицейских дам, около которых усердно лебезила полицейская молодежь (впоследствии я узнал, что это были местные «червонные валеты», выпущенные из чижовки на случай танцев).
Тем не менее этот рояль так обрадовал меня, что я подбежал к нему, и если б не удержал меня Глумов,
то, наверное, сыграл бы первую фигуру кадрили на мотив"чижик! чижик!
где ты был?", которая в дни моей молодости так часто оглашала эти стены.
Чувство собственного достоинства несомненно было господствующею чертою его лица, но в
то же время представлялось столь же несомненным, что где-то, на этом самом лице, повешена подробная такса (видимая, впрочем, только мысленному оку), объясняющая цифру вознаграждения за каждое наносимое увечье, начиная от самого тяжкого и кончил легкою оплеухой.
Мне показалось, что где-то, когда-то я видал этого человека, и, чем более я всматривался в него,
тем больше росла во мне уверенность, что видел я его именно в этом самом доме.
— Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! — начал он вновь. — В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать — не выросла! Но зато много и радостей изведал! Например, восход солнца на берегах Ледовитого океана — это что же такое! Представьте себе, в одно и
то же время и восходит, и заходит —
где это увидите? Оттого там никто и не спит. Зимой спят, а летом тюленей ловят!
Итак, подлог обнаружился, и я должен был оставить государственную службу навсегда. Не будь этого — кто знает, какая перспектива ожидала меня в будущем! Ломоносов был простой рыбак, а умер статским советником! Но так как судьба не допустила меня до высших должностей,
то я решился сделаться тапером. В этом звании я узнал мою Мальхен, я узнал вас, господа, и это одно услаждает горечь моих воспоминаний. Вот в этом самом зале, на
том самом месте,
где ныне стоит рояль господина Балалайкина…"
Играл он"по-тогдашнему", без претензий на таперную виртуозность, а так, как обыкновенно играют в благородных семейных домах,
где собирается много веселой молодежи,
то есть: откинувшись корпусом на спинку кресла и склонивши голову немножко набок.
То было время всеобщей экзальтации, и начальство квартала было сильно озабочено потрясением основ, происшедшим по случаю февральской революции. Но
где же было удобнее наблюдать за настроением умов, как не в танцклассах? И кто же мог быть в этом деле более компетентным судьей, как не тапер?
— Позвольте вам доложить, — возразил Прудентов, — зачем нам история?
Где, в каких историях мы полезных для себя указаний искать будем? Ежели теперича взять римскую или греческую историю, так у нас ключ от тогдашней благопристойности потерян, и подлинно ли была там благопристойность — ничего мы этого не знаем. Судя же по
тому, что в учебниках об тогдашних временах повествуется, так все эти греки да римляне больше безначалием, нежели благопристойностью занимались.
"Вот, говорит, велят на провидение надеяться, а
где оно?"Увидели тогда, что дело-то выходит серьезное, и без потери времени прислали в
тот департамент третьего начальника.
Чтоб и начало, и середина, и конец — все чтобы налицо было, а не
то чтобы так:
где надоело, там и бросил.
— Имея в виду эту цель, — формулировал общую мысль Глумов, — я прежде всего полагал бы: статью четвертую"Общих начал"изложить в несколько измененном виде, приблизительно так:"Внешняя благопристойность выражается в действиях и телодвижениях обывателя; внутренняя — созидает себе храм в сердце его,
где, наряду с нею, свивает себе гнездо и внутренняя неблагопристойность,
то есть злая и порочная человеческая воля.
Верхний этаж, о семи окнах на улицу, занимала сама хозяйка, в нижнем помещался странствующий полководец, Полкан Самсоныч Редедя, года полтора
тому назад возвратившийся из земли зулусов,
где он командовал войсками короля Сетивайо против англичан, а теперь, в свободное от междоусобий время, служивший по найму метрдотелем у Фаинушки, которая с великими усилиями переманила его от купца Полякова.
Это было высказано с такою неподдельной покорностью перед совершившимся фактом, что когда Глумов высказал догадку, что, кажется, древние печенеги обитали на низовьях Днепра и Дона,
то Редедя только рукой махнул, как бы говоря: обитали!! мало ли кто обитал! Сегодня ты обитаешь, а завтра —
где ты, человек!
— Вот мы в
ту сторону и направимся средним ходом. Сначала к тебе, в Проплеванную, заедем — может, дом-то еще не совсем изныл; потом в Моршу, к Фаинушкиным сродственникам махнем, оттуда — в Нижний-Ломов,
где Фаинушкина тетенька у богатого скопца в кухарках живет, а по дороге где-нибудь и жида окрестим. Уж Онуфрий об этом и переговоры какие-то втайне ведет. Надеется он, со временем, из жида менялу сделать.
Маршрут наш лежал прямо на Моршу,
где ожидали нас"сродственники"Фаинушки. Но на пути Глумов передумал и уговорил нас высадиться в Твери, с
тем чтобы сделать на пароходе экскурсию по Волге до Рыбинска.
— Корчева встретила нас недружелюбно. Было не больше пяти часов, когда пароход причалил к пристани; но, благодаря тучам, кругом обложившим небо, сумерки наступили раньше обыкновенного. Дождь усилился, почва размокла, берег был совершенно пустынен. И хотя до постоялого двора было недалеко, но так как ноги у нас скользили,
то мы через великую силу, вымокшие и перепачканные, добрались до жилья. Тут только мы опомнились и не без удивления переглянулись друг с другом, словно спрашивая:
где мы?
Однако ж дело кое-как устроилось. Поймали разом двух куриц, выпросили у протопопа кастрюлю и, вместо плиты, под навесом на кирпичиках сварили суп. Мало
того: хозяин добыл где-то связку окаменелых баранок и крохотный засушенный лимон к чаю. Мы опасались, что вся Корчева сойдется смотреть, как имущие классы суп из курицы едят, и, чего доброго, произойдет еще революция; однако бог миловал. Поевши, все ободрились и почувствовали прилив любознательности.
Радость, которую во всех произвело открытие Проплеванной, была неописанная. Фаинушка разрыдалась; Глумов блаженно улыбался и говорил: ну вот! ну вот! Очищенный и меняло присели на пеньки, сняли с себя сапоги и радостно выливали из них воду. Даже"наш собственный корреспондент", который, кроме водки, вообще ни во что не верил, — и
тот вспомнил о боге и перекрестился. Всем представилось, что наконец-то обретено злачное место, в котором тепло и уютно и
где не настигнут ни подозрения, ни наветы.
А народ между
тем сбежался, спрашивает:
где, батюшко,
где?
Сначала обеспокоилась
тем: каким образом могло случиться, что ретивый начальник так долго не знал, что в главном городе новое начальство новые порядки завело? — на что Глумов резонно ответил: оттого и случилось, что дело происходило в некотором царстве, в некотором государстве, а
где именно — угадай!
Пришел и батюшка и сказал несколько прочувствованных слов на
тему:
где корень зла? — а в заключение обратился ко мне с вопросом: богом вас заклинаю, господин пришлец! ответьте, вы — потомок отцов ваших или не вы?
Словом сказать, это была ликвидация интеллигенции в пользу здорового народного смысла, ликвидация до такой степени явная и бесспорная, что даже сотские и
те поняли, что еще один шаг в
том же направлении — и нельзя будет разобрать,
где кончается"измена"и
где начинается здравый народный смысл.
И что же, однако! Иван-то Тимофеич пострадал, да и Прудентов не уцелел, потому что на него, в свою очередь, донес Кшепшицюльский, что он-де в родительскую субботу блинов не печет, а
тем самым якобы тоже злонамеренный якобинский дух предъявляет. И теперь оба: и Иван Тимофеич и Прудентов, примирившись, живут где-то на огородах в Нарвской части и состоят в оппозиции. А Кшепшицюльский перешел в православие и служит приспешником в клубе Взволнованных Лоботрясов.
Сумерки между
тем окончательно потемнели, и пароход приближался к Кимре,
где по расписанию назначена на ночь стоянка.
— Так что ежели в разных местах преступления были сделаны,
то судить будут в
том месте,
где было совершено последнее?
В XVIII столетии Рукосуи совсем исчезли из Пошехонья, уступив место более счастливым лейб-кампанцам, брадобреям и истопникам, и только одному из них удалось сохранить за собой теплый угол, но и
то не в Пошехонье,
где процвело древо князей Рукосуев, а в Кашинском наместничестве.
Что же касается до больницы,
то она заменялась
тем, что добрая княжна лично ходила по избам,
где оказывались больные, и подавала им помощь по лечебнику Енгалычева.
Куда спешить? — мы и сами, признаться, не отдавали себе отчета. Предприняв подвиг самосохранения и не имея при этом иного руководителя, кроме испуга, мы очень скоро очутились в таком водовороте шкурных демонстраций, что и сами перестали понимать,
где мы находимся. Мы инстинктивно говорили себе только одно: спасаться надо! спешить! И без оглядки куда-то погружались и все никак не могли нащупать дна… А между
тем дно было уже почти под ногами, сплошь вымощенное статьями уголовного кодекса…
В Москве купит географию Смирнова и по первопутке, через Саратов, Кандагар и Кашемир, укатит прямо в
то самое место,
где раки зимуют.
Сидит день, сидит другой. За это время опять у него"рассуждение"прикапливаться стало, да только вместо
того, чтоб крадучись да с ласкою к нему подойти, а оно все старую песню поет: какой же ты, братец, осел! Ну, он и осердится. Отыщет в голове дырку (благо узнал,
где она спрятана), приподнимет клапанчик, оттуда свистнет — опять он без рассуждения сидит.