Неточные совпадения
— Ну, хорошо, не будем. А только я все-таки должен тебе сказать: призови
на помощь всю изворотливость своего ума, скажи, что у тебя тетка умерла, что
дела требуют твоего присутствия в Проплеванной, но… отклони! Нехорошо быть сыщиком, друг мой! В крайнем случае мы ведь и в
самом деле можем уехать в твою Проплеванную и там ожидать, покуда об нас забудут. Только что мы там есть будем?
— Ah, mais entendons-nous! [Ах, но мы договоримся!] Я, действительно, сведеньице для него выведал, но он через это
самое сведеньице сраженье потерял — помните, в том ущелий, как бишь его?.. Нет, господа! я ведь в этих
делах осторожен! А он мне между прочим презент! Однако я его и тогда предупреждал. Ну, куда ты, говорю, лезешь, скажи
на милость! ведь если ты проиграешь сражение — тебя турки судить будут, а если выиграешь — образованная Европа судить будет! Подавай-ка лучше в отставку!
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках будет записано: вот какие
дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить, а вон что вышло!"–"А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный человек Гадюк, — вы, ваше сиятельство, только бразды покрепче держите, и будьте уверены; что через тысячу лет
на этом
самом месте…
— Помилуй, душа моя! именно из"Рюрикова вещего сна"! Мне впоследствии
сам маститый историк всю эту проделку рассказывал… он по источникам ее проштудировал! Он, братец, даже с Оффенбахом списывался: нельзя ли, мол,
на этот сюжет оперетку сочинить? И если бы смерть не пресекла
дней его в
самом разгаре подъятых трудов…
Но этим мои злоключения не ограничились. Вскоре после того
на меня обратила внимание Матрена Ивановна. Я знал ее очень давно — она в свое время была соперницей Дарьи Семеновны по педагогической части — знал за женщину почтенную, удалившуюся от
дел с хорошим капиталом и с твердым намерением открыть гласную кассу ссуд. И вдруг, эта
самая женщина начинает заговаривать… скажите, кто же своему благополучию не рад!
— Было раз — это точно. Спас я однажды барышню, из огня вытащил, только, должно быть, не остерегся при этом. Прихожу это
на другой
день к ним в дом, приказываю доложить, что, мол, тот
самый человек явился, — и что же-с! оне мне с лрислугой десять рублей выслали. Тем мой роман и кончился.
— Не
дело ты говоришь, Иван Тимофеич, — сказал он резонно, — во-первых, Балалайке уж двести рублей задано, а вовторых, у нас вперед так условлено, чтоб непременно быть двоеженству. А я вот что сделаю: сейчас к нему
сам поеду, и не я буду, если через двадцать минут
на трензеле его сюда не приведу.
В
самом деле, видеть
на каждом шагу испытывающие и угрожающие лица, слышать вопросы, implicite [Скрыто.] заключающие в себе обещание каторги, вращаться среди полемики, в основании которой положены обвинения в измене, пособничестве, укрывательстве и т. п., — право, это хоть кого может озадачить.
Но, когда это было выполнено и между нами понемногу водворился мир, мы вдруг вспомнили, что без Балалайкина нам все-таки никак нельзя обойтись. Все мы уезжаем — кто же будет хлопотать об утверждении предприятия? Очевидно, что только один Балалайкин и может в таком
деле получить успех. Но счастие и тут благоприятствовало нам, потому что в ту
самую минуту, когда Глумов уже решался отправиться
на розыски за Балалайкиным, последний обежал через двор и по черной лестнице опять очутился между нами.
Дальнейшая очередь была за мной. Но только что я приступил к чтению"Исторической догадки": Кто были родители камаринского мужика? — как послышался стук в наружную дверь. Сначала стучали легко, потом сильнее и сильнее, так что я, переполошенный, отворил окно, чтоб узнать, в чем
дело. Но в ту
самую минуту, как я оперся
на подоконник, кто-то снаружи вцепился в мои руки и сжал их как в клещах. И в то же время, едва не сбив меня с ног, в окно вскочил мужчина в кепи и при шашке.
Дайте только ход кашинским винам, а там уж
дело само собой
на чистоту пойдет.
Чтоб не устанавливать никаких отношений к крестьянам и не входить с ними ни в какие соглашения, он выписал из Кашина двух стрикулистов и передал им в руки уставное
дело, а
сам сейчас же нарушил барскую запашку, запродал три четверти живого инвентаря, заколотил большинство служб и распустил дворовых, кроме тех, которые не шли
сами, или тех, без которых
на первых порах нельзя было обойтись.
И в тот
самый день, когда был выдан из цензурного комитета билет
на выпуск книги, умер.
На другой
день нас посетил известный меценат и мануфактур-советник Кубышкин и сделал нам
самые лестные предложения.
А он (т. е. Кубышкин) только пыхтел и радовался, глядя
на нас. Передовых статей он лично не читал — скучно! — но приказывал докладывать, и
на докладе всякий раз сбоку писал:"верно". Но статьи Очищенного он читал
сам от первой строки до последней, и когда был особенно доволен, то в первый же воскресный
день, перед закуской, собственноручно подносил своему фавориту рюмку сладкой водки, говоря...
Стыд начался с того, что
на другой
день утром, читая"Удобрение", мы не поверили глазам своим. Мысль, что эту статью мы
сами выдумали и
сами изложили, была до такой степени далека от нас, что, прочитав ее, мы в один голос воскликнули: однако! какие нынче статьи пишут! И почувствовали при этом такое колючее чувство, как будто нас кровно обидели.
А может быть и то: поэта // Обыкновенный ждал удел. // Прошли бы юношества лета: // В нем пыл души бы охладел. // Во многом он бы изменился, // Расстался б с музами, женился, // В деревне, счастлив и рогат, // Носил бы стеганый халат; // Узнал бы жизнь
на самом деле, // Подагру б в сорок лет имел, // Пил, ел, скучал, толстел, хирел. // И наконец в своей постеле // Скончался б посреди детей, // Плаксивых баб и лекарей.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня
сам государственный совет боится. Да что в
самом деле? Я такой! я не посмотрю ни
на кого… я говорю всем: «Я
сам себя знаю,
сам». Я везде, везде. Во дворец всякий
день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В
самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу
на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну.
Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться
на такую честь», — он вдруг упал
на колени и таким
самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком
на городничего; за ним, у
самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг
на друга глазами.
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим
дело оборудовал: // По блюдцу деревянному // Дал дяде и племяннице. // Поставил их рядком, // А
сам вскочил
на бревнышко // И громко крикнул: «Слушайте!» // (Служивый не выдерживал // И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое // И в ложечки стучал.)