Неточные совпадения
На дворе февраль, у извозчиков уши
на морозе побелели, а там, в этой провонялой лавчонке, — уж
лето в самом разгаре!
— Ты сообрази, мой друг, — говорил я, — ведь по этому расчету выходит, что я, по малой мере, каждый день полтину
на ветер бросаю! А сколько этих полтин-то в
год выйдет?
Хвастался, что служит в квартале только временно, покуда в сенате решается процесс его по имению; что хотя его и называют сыщиком, но, собственно говоря, должность его дипломатическая, и потому следовало бы называть его «дипломатом такого-то квартала»; уверял, что в 1863
году бегал «до лясу», но что, впрочем, всегда был
на стороне правого дела, и что даже предки его постоянно держали
на сеймах руку России («як же иначе може то быть!»).
— Сейчас. Сколько господин Парамонов
на эту самую «подругу» денег в
год тратит?
Через несколько дней, часу в двенадцатом утра, мы отправились в Фонарный переулок, и так как дом Зондермана был нам знаком с юных
лет, то отыскать квартиру Балалайкина не составило никакого труда. Признаюсь, сердце мое сильно дрогнуло, когда мы подошли к двери,
на которой была прибита дощечка с надписью: Balalaikine, avocat. Увы! в былое время тут жила Дарья Семеновна Кубарева (в просторечии Кубариха) с шестью молоденькими и прехорошенькими воспитанницами, которые называли ее мамашей.
— Правда, что взамен этих неприятностей я пользуюсь и некоторыми удовольствиями, а именно: 1) имею бесплатный вход
летом в Демидов сад, а
на масленице и
на святой пользуюсь правом хоть целый день проводить в балаганах Егарева и Малафеева; 2) в семи трактирах, в особенности рекомендуемых нашею газетой вниманию почтеннейшей публики, за несоблюдение в кухнях чистоты и неимение
на посуде полуды, я по очереди имею право однажды в неделю (в каждом) воспользоваться двумя рюмками водки и порцией селянки; 3) ежедневно имею возможность даром ночевать в любом из съезжих домов и, наконец, 4) могу беспрепятственно присутствовать в любой из камер мировых судей при судебном разбирательстве.
— Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! — начал он вновь. — В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать — не выросла! Но зато много и радостей изведал! Например, восход солнца
на берегах Ледовитого океана — это что же такое! Представьте себе, в одно и то же время и восходит, и заходит — где это увидите? Оттого там никто и не спит. Зимой спят, а
летом тюленей ловят!
— Всего я испытал! и
на золотых приисках был; такие, я вам скажу, самородки находил, что за один мне разом пять
лет каторги сбавили. Теперь он в горном институте, в музее, лежит.
— И покажу, если, впрочем, в зоологический сад не отдал. У меня денег пропасть,
на сто
лет хватит. В прошлом
году я в Ниццу ездил — смотрю,
на горе у самого въезда замок Одиффре стоит. Спрашиваю: что стоит? — миллион двести тысяч! Делать нечего, вынул из кармана деньги и отсчитал!
И что ж! ровно через
год получаю ответ: помилуй, сердечный друг! твоя родительница вот уже третий
год, как без ног в Пронске
на постоялом дворе лежит!
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках будет записано: вот какие дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить, а вон что вышло!"–"А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный человек Гадюк, — вы, ваше сиятельство, только бразды покрепче держите, и будьте уверены; что через тысячу
лет на этом самом месте…
Тем не менее я должен сознаться, что в 1830
году мой отец скончался, получив удар подсвечником в висок и прожив предварительно все свое состояние, за исключением тридцати душ,
на долю которых и выпала обязанность лелеять мою молодость.
Но
на двенадцатом
году моей счастливой супружеской жизни солнце моей жизни вновь омрачилось, и
на этот раз — надолго.
— Ежели протекцию имеете — ничего. С протекцией, я вам доложу, в 1836
году, один молодой человек в женскую купальню вплыл — и тут сошло с рук! Только извиняться
на другой день к дамам ездил.
Верхний этаж, о семи окнах
на улицу, занимала сама хозяйка, в нижнем помещался странствующий полководец, Полкан Самсоныч Редедя,
года полтора тому назад возвратившийся из земли зулусов, где он командовал войсками короля Сетивайо против англичан, а теперь, в свободное от междоусобий время, служивший по найму метрдотелем у Фаинушки, которая с великими усилиями переманила его от купца Полякова.
Девушка она была шустрая и, несмотря
на свои четырнадцать
лет, представляла такие задатки в будущем, что старый голубь даже языком защелкал, когда хорошенько вгляделся в нее.
Целых два
года он пил и закусывал отчасти
на счет потребителей плисов и миткалей, отчасти
на счет пассажиров российских железных дорог, так что, быть может, принял косвенное участие и в кукуевской катастрофе, потому что нужные
на ремонт насыпи деньги были употреблены
на чествование Редеди.
Мысль, что еще сегодня утром я имел друга, а к вечеру уже утратил его, терзала меня. Сколько
лет мы были неразлучны! Вместе"пущали революцию", вместе ощутили сладкие волнения шкурного самосохранения и вместе же решили вступить
на стезю благонамеренности. И вот теперь я один должен идти по стезе, кишащей гадюками.
Одно из светил нашего юридического мира, беспроигрышный адвокат Балалайкин вступил в брак с сироткой — воспитанницей известного банкира Парамонова, Фаиной Егоровной Стегнушкиной, которая, впрочем, уже несколько
лет самостоятельно производит оптовую торговлю
на Калашниковской пристани.
После всех пришел дальний родственник (в роде внучатного племянника) и объявил, что он все
лето ходил с бабами в лес по ягоды и этим способом успел проследить два важные потрясения. За это он, сверх жалованья, получил сдельно 99 р. 3 к., да черники продал в Рамбове
на 3 руб. 87 коп. Да, сверх того, общество поощрения художеств обещало устроить в его пользу подписку.
Это был мужчина
лет под шестьдесят,
на вид еще здоровый и коренастый, но внутренне угнетенный.
— Собор-с, — повторил Разноцветов, а через секунду припомнил: — Вот еще старичок ста семи
лет у нас проживает, так, может,
на него посмотреть захотите…
— В прошлом
годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит — двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, — сейчас и
на попятный: это, говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак, с тридцать, попортили.
У старичка есть дочь, большуха, которая тоже неподвижно полулежит
на лавке, под образами, и тоже не может сказать, когда она родилась, а помнит только, что в тот
год, когда была"некрутчина".
— Посмотрите
на нашего старичка — вот и пакент у нас, не обманываем! Деньги за него каждый
год платим — сорок копеечек!
—
На кончике. Помню, что до двадцати
лет едала, а потом…
В этой надежде приехал он в свое место и начал вредить. Вредит
год, вредит другой. Народное продовольствие — прекратил, народное здравие — упразднил, письмена — сжег и пепел по ветру развеял.
На третий
год стал себя проверять — что за чудо! — надо бы, по-настоящему, вверенному краю уж процвести, а он даже остепеняться не начинал! Как ошеломил он с первого абцуга обывателей, так с тех пор они распахня рот и ходят…
— Вот это, брат, так жизнеописание! — в восторга воскликнул Глумов. — Выходит, что ты в течение 62
лет «за житие» всего-навсего уплатил серебром миллион сто семьдесят одну тысячу восемьсот восемьдесят семь рублей тридцать одну копейку. Ни копейки больше, ни копейки меньше — вся жизнь как
на ладони! Ну, право, недорого обошлось!
— Вот, например: дал ты в 1872
году на памятник Пушкину 15 копеек, а в следующем
году"
на усиление средств"16 000 рублей. В промежутке-то что же было?
Он выкрикнул это так громко и авторитетно, что домочадцы, собравшиеся в избе, в испуге смотрели
на меня и, крестясь, шептали:"Спаси господи! богородица успленья!"А внук Кузьмы, мужчина
лет сорока, достававший для нас в шкапу чайную посуду, еще усилил впечатление, прибавив вполголоса...
Говорят также, будто она кругом в долгу — пастуху задолжала! за пастушину два
года не платит! — с ужасом восклицают соседние помещицы, которые, в ожидании сумы,
на обухе рожь молотят, — но она не платит, не платит, и вдруг как-то обернется да всем и заплатит.
Все отдавали справедливость бдительности прокурорского надзора, но в то же время чувствовали невольное сострадание к бедному больному пискарю, который целых два
года томился в тарелке (даже воду в ней не каждый день освежали), тогда как главные злоумышленники плавали
на свободе, насмехаясь над всеми усилиями правосудия.
Я уж и тогда
на страже стояла, за сто
лет вперед загадывала.
Дочь Варвара,
лет двадцати пяти, которую он как-то забыл выдать замуж, и сын, Юрий,
года на два моложе сестры, служивший в Петербурге в кавалерии.
Но выжимать сок из крестьян Ошмянскому удалось только в течение первых двух
лет, потому что после этого
на селе пришли в совершенный разум свои собственные евреи, в лице Астафьича, Финагеича и Прохорыча, которые тем легче отбили у наглого пришельца сосательную практику, что умели действовать и калякать с мужичком по душе и по-божецки.
А железнодорожное дело он знает: еще подростком он служил сряду несколько
лет на одной дороге, сперва
на побегушках, потом в писарях, а наконец и десятником.
Высокие парадные комнаты выходили окнами
на солнечную сторону; воздух был сухой, чистый, легкий, несмотря
на то, что уж много
лет никто тут не жил.
— Одних дров сажен сто
на отопление этих сараев в
год выходит, — говорил он, — да сколько
на оранжереи да
на теплицы!
Прожил он
на свете восемьдесят
годов, но
на вид ему можно было дать не больше шестидесяти, несмотря
на безмерное питие.
Приехал он в свое место и начал вредить. Вредит
год, вредит другой. Народное продовольствие — прекратил, народное здравие — уничтожил, науки — сжег и пепел по ветру развеял. Только
на третий
год стал он себя поверять: надо бы, по-настоящему, вверенному краю уж процвести, а он словно и остепеняться еще не начинал…
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать
лет живу
на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Частный пристав. Имею честь поздравить вас, ваше высокоблагородие, и пожелать благоденствия
на многие
лета!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже
на то, чтобы ей было восемнадцать
лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что
лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины. Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания
на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.