Неточные совпадения
Текучей воды было мало. Только одна река Перла, да и та неважная, и еще две речонки: Юла и Вопля. [
Само собой разумеется, названия эти вымышленные.] Последние еле-еле брели среди топких болот, по местам образуя стоячие бочаги, а по местам и совсем пропадая под густой пеленой водяной заросли. Там и сям виднелись небольшие озерки, в которых водилась немудреная рыбешка, но к которым в летнее
время невозможно было ни подъехать, ни подойти.
В это же
время в тени громадной старой липы, под личным надзором матушки, на разложенных в виде четырехугольников кирпичах, варилось варенье, для которого выбиралась
самая лучшая ягода и
самый крупный фрукт.
Родился я, судя по рассказам,
самым обыкновенным пошехонским образом. В то
время барыни наши (по-нынешнему, представительницы правящих классов) не ездили, в предвидении родов, ни в столицы, ни даже в губернские города, а довольствовались местными, подручными средствами. При помощи этих средств увидели свет все мои братья и сестры; не составил исключения и я.
Знаю я и
сам, что фабула этой были действительно поросла быльем; но почему же, однако, она и до сих пор так ярко выступает перед глазами от
времени до
времени?
И — кто знает, — может быть, недалеко
время, когда
самые скромные ссылки на идеалы будущего будут возбуждать только ничем не стесняющийся смех…
Потом пьют чай
сами господа (а в том числе и тетеньки, которым в другие дни посылают чай «на верх»), и в это же
время детей наделяют деньгами: матушка каждому дает по гривеннику, тетеньки — по светленькому пятачку.
По
временам, прослышав, что в таком-то городе или селе (хотя бы даже за сто и более верст) должен быть крестный ход или принесут икону, они собирались и
сами на богомолье.
Эти поездки могли бы, в хозяйственном смысле, считаться полезными, потому что хоть в это
время можно было бы управиться с работами, но своеобычные старухи и заочно не угомонялись, беспрерывно требуя присылки подвод с провизией, так что, не будучи в собственном смысле слова жестокими, они до такой степени в короткое
время изнурили крестьян, что последние считались
самыми бедными в целом уезде.
В то
время дела такого рода считались между приказною челядью лакомым кусом. В Щучью-Заводь приехало целое временное отделение земского суда, под председательством
самого исправника. Началось следствие. Улиту вырыли из могилы, осмотрели рубцы на теле и нашли, что наказание не выходило из ряду обыкновенных и что поломов костей и увечий не оказалось.
— И на третий закон можно объясненьице написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с надписью возвратят. Был бы царь в голове, да перо, да чернила, а прочее
само собой придет. Главное дело, торопиться не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки не пропускать. Увидит противник, что дело тянется без конца, а со
временем, пожалуй, и
самому дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
— Помилуйте, сударыня, нам это за радость!
Сами не скушаете, деточкам свезете! — отвечали мужички и один за другим клали гостинцы на круглый обеденный стол. Затем перекидывались еще несколькими словами; матушка осведомлялась, как идут торги; торговцы жаловались на худые
времена и уверяли, что в старину торговали не в пример лучше. Иногда кто-нибудь посмелее прибавлял...
Это было
самое скучное для меня
время.
Зато
сама дорога, благодаря глинистой почве, до такой степени наполнялась в дождливое
время грязью, что образовывала почти непроездимую трясину.
Движение было беспрерывное, и в сухое
время путешествие это считалось одним из
самых приятных по оживлению.
Матушка при этом предсказании бледнела. Она и
сама только наружно тешила себя надеждой, а внутренне была убеждена, что останется ни при чем и все дедушкино имение перейдет брату Григорью, так как его руку держит и Настька-краля, и Клюквин, и даже генерал Любягин. Да и
сам Гришка постоянно живет в Москве, готовый, как ястреб, во всякое
время налететь на стариково сокровище.
Но
времени терять было некогда, и она занялась выбором по деревням
самых красивых девушек, которые должны были пленить старика.
Время между чаем и ужином
самое томительное. Матушка целый день провела на ногах и, видимо, устала. Поэтому, чтоб занять старика, она устраивает нечто вроде домашнего концерта. Марья Андреевна садится за старое фортепьяно и разыгрывает варьяции Черни. Гришу заставляют петь: «Я пойду-пойду косить…» Дедушка слушает благосклонно и выражает удовольствие.
— По-моему, надо
повременить, — говорит он. — Пускай ездит, а там видно будет. Иногда даже
самые горькие пьяницы остепеняются.
Иногда в его руках сосредоточивалась большая масса денег и вдруг как-то внезапно исчезала, и он
сам на
время стушевывался.
— Ваша Надин решительно вчера царицей бала была. Одета — прелесть! танцует —
сама Гюленсор [Знаменитая в то
время танцовщица.] позавидовала бы! Личико оживилось, так счастьем и пышет! Всегда она авантажна, но вчера… Все мужчины кругом столпились, глядят…
По одному капризу им ничего не стоило, в
самое короткое
время, зажиточного крестьянина довести до нищества, а ради удовлетворения минутным вспышкам любострастия отнять у мужа жену или обесчестить крестьянскую девушку.
Доктрина эта в то
время была довольно распространенною в крепостной среде и, по-видимому, даже подтверждала крепостное право. Но помещики чутьем угадывали в ней нечто злокачественное (в понятиях пуристов-крепостников
самое «рассуждение» о послушании уже представлялось крамольным) и потому если не прямо преследовали адептов ее, то всячески к ним придирались.
Да и в
самом деле, разве не обидно было, например, Фролу Терентьичу Балаболкину слышать, что он, «столбовой дворянин», на вечные
времена осужден в аду раскаленную сковороду лизать, тогда как Мишка-чумичка или Ванька-подлец будут по райским садам гулять, золотые яблоки рвать и вместе с ангелами славословить?!
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась матушке. Произошел целый погром. Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же
самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству отца дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что поставил ее в столовой во
время обеда на колени. Сверх того, целый месяц ее «за наказание» не пускали в девичью и носили пищу наверх.
Но, как я уже сказал, особенных мер относительно Мавруши матушка все-таки не принимала и ограничивалась воркотней. По
временам она, впрочем, призывала
самого Павла.
Распоряжения
самые суровые следовали одни за другими, и одни же за другими немедленно отменялись. В сущности, матушка была не злонравна, но бесконтрольная помещичья власть приучила ее сыпать угрозами и в то же
время притупила в ней способность предусматривать, какие последствия могут иметь эти угрозы. Поэтому, встретившись с таким своеобразным сопротивлением, она совсем растерялась.
Само собою разумеется, что Ивану в конце концов все-таки засыпали, но матушка тем не менее решила до
времени с Ванькой-Каином в разговоры не вступать, и как только полевые работы дадут сколько-нибудь досуга, так сейчас же отправить его в рекрутское присутствие.
В то
время обряд отсылки строптивых рабов в рекрутское присутствие совершался
самым коварным образом. За намеченным субъектом потихоньку следили, чтоб он не бежал или не повредил себе чего-нибудь, а затем в условленный момент внезапно со всех сторон окружали его, набивали на ноги колодки и сдавали с рук на руки отдатчику.
Некоторое
время он был приставлен в качестве камердинера к старому барину, но отец не мог выносить выражения его лица и
самого Конона не иначе звал, как каменным идолом. Что касается до матушки, то она не обижала его и даже в приказаниях была более осторожна, нежели относительно прочей прислуги одного с Кононом сокровенного миросозерцания. Так что можно было подумать, что она как будто его опасается.
Но прошла неделя, прошла другая — Конон молчал. Очевидно, намерение жениться явилось в нем плодом той же путаницы, которая постоянно бродила в его голове. В короткое
время эта путаница настолько уже улеглась, что он и
сам не помнил, точно ли он собирался жениться или видел это только во сне. По-прежнему продолжал он двигаться из лакейской в буфет и обратно, не выказывая при этом даже тени неудовольствия. Это нелепое спокойствие до того заинтересовало матушку, что она решилась возобновить прерванную беседу.
— Так, чай, языки по-пустому чешут! И прежде брехали, и теперь то же
самое брешут! — утешала она себя, но в то же
время тайный голос подсказывал ей, что на этот раз брехотня похожа на правду.
Как бы то ни было, но вино поддерживало в нем жизнь и в то же
время приносило за собой забвение жизни. Я не утверждаю, что он сознательно добивался забытья, но оно приходило
само собой, а это только и было нужно.
Должность станового тогда была еще внове; но уж с
самого начала никто на этот новый институт упований не возлагал. Такое уж было неуповательное
время, что как, бывало, ни переименовывают — все проку нет. Были дворянские заседатели — их куроцапами звали; вместо них становых приставов завели — тоже куроцапами зовут. Ничего не поделаешь.
Я не говорю, чтобы Струнников воспользовался чем-нибудь от всех этих снабжений, но на глазах у него происходило
самое наглое воровство, в котором принимал деятельное участие и Синегубов, а он между тем считался главным распорядителем дела. Воры действовали так нагло, что чуть не в глаза называли его колпаком (в нынешнее
время сказали бы, что он стоит не на высоте своего призвания). Ему, впрочем, и
самому нередко казалось, что кругом происходит что-то неладное.
Благо еще, что ко взысканию не подают, а только документы из года в год переписывают. Но что, ежели вдруг взбеленятся да потребуют: плати! А по нынешним
временам только этого и жди. Никто и не вспомнит, что ежели он и занимал деньги, так за это двери его дома были для званого и незваного настежь открыты. И
сам он жил, и другим давал жить… Все позабудется; и пиры, и банкеты, и оркестр, и певчие; одно не позабудется — жестокое слово: «Плати!»
— Было
время, и все посвистывали. А теперь
сам держу ухо востро, не послышится ли где: pst! pst!
Тоскливо, а уйти раньше восьми часов нельзя:
самое благоприятное
время для косьбы упустишь.
Пустотеловы заперлись в Последовке и
сами никуда не ездили, и к себе не принимали. В скором
времени Арсений Потапыч и хозяйство запустил; пошел слух, что он серьезно стал попивать.
Жизнь того
времени представляла собой запертую храмину, ключ от которой был отдан в бесконтрольное заведывание табели о рангах, и последняя настолько ревниво оберегала ее от сторонних вторжений, что
самое понятие о «реальном» как бы исчезло из общественного сознания.
Формула эта свидетельствовала, что
самая глубокая восторженность не может настолько удовлетвориться исключительно своим собственным содержанием, чтобы не чувствовать потребности в прикосновении к действительности, и в то же
время она служила как бы объяснением, почему люди, внутренне чуждающиеся известного жизненного строя, могут, не протестуя, жить в нем.
Придет
время — сердце ее
само собой забьет тревогу, и она вдруг прозреет и в «небесах увидит бога», по покуда ее час не пробил, пускай это сердце остается в покое, пускай эта красота довлеет
сама себе.
Вообще она резвилась, танцевала, любезничала с кавалерами и говорила такие же точно слова, как и другие. И даже от
времени до
времени, в
самый разгар танцев, подбегала к мужу, целовала его и опять убегала.
Несмотря на недостатки, она, однако ж, не запиралась от гостей, так что от
времени до
времени к ней наезжали соседи. Угощенье подавалось такое же, как и у всех, свое, некупленное; только ночлега в своем тесном помещении она предложить не могла. Но так как в Словущенском существовало около десяти дворянских гнезд, и в том числе усадьба
самого предводителя, то запоздавшие гости обыкновенно размещались на ночь у соседних помещиков, да кстати и следующий день проводили у них же.
Этот страшный вопрос повторялся в течение дня беспрерывно. По-видимому, несчастная даже в
самые тяжелые минуты не забывала о дочери, и мысль, что единственное и страстно любимое детище обязывается жить с срамной и пьяной матерью, удвоивала ее страдания. В трезвые промежутки она не раз настаивала, чтобы дочь, на
время запоя, уходила к соседям, но последняя не соглашалась.
Когда-то изба была покрыта тесом, но от
времени тес сопрел, и новую крышу сделали уж соломенную, так что и с этой стороны жилье перестало отличаться от обыкновенной крестьянской избы. Даже палисадника не существовало; только сбоку был разведен небольшой огород, в котором росли лишь
самые необходимые в хозяйстве овощи. При такой бедности и в то дешевое
время существовать было трудно.
Сам отец Марий хоть и позабыл многое, а все-таки в свое
время кончил в семинарии курс, а иногда и теперь рисковал просклонять: mensa, mensae и т. д.
И действительно, оно наступило, когда мальчикам минуло шесть лет. Можно было бы, конечно, и
повременить, но Марья Маревна была нетерпелива и, не откладывая дела в долгий ящик,
сама начала учить детей грамоте.
Кстати скажу здесь: вообще в мое
время дети были очень невоздержны на язык, и лексикон срамных слов
самого последнего разбора был достаточно между ними распространен.