— Четыре. Феклуша — за барышней ходит, шьет, а мы три за столом служим, комнаты убираем. За старой барыней няня ходит. Она и спит у барыни в спальной,
на полу, на войлочке. С детства, значит, такую привычку взяла. Ну, теперь почивайте, Христос с вами! да не просыпайтесь рано, а когда вздумается.
Раннее утро, не больше семи часов. Окна еще не начали белеть, а свечей не дают; только нагоревшая светильня лампадки, с вечера затепленной в углу перед образом, разливает в жарко натопленной детской меркнущий свет. Две девушки, ночующие в детской, потихоньку поднимаются с войлоков, разостланных
на полу, всемерно стараясь, чтобы неосторожным движением не разбудить детей. Через пять минут они накидывают на себя затрапезные платья и уходят вниз доканчивать туалет.
А в зале, где разместили на ночь подростков, они повскакали с разостланных
на полу пуховиков и в одних рубашках, с криком и хохотом, перебегают из конца в конец по неровной поверхности, образуемой подушками и перинами, на каждом шагу спотыкаясь и падая. При этом происходит словесная перестрелка, настолько нецеломудренная, что девушки, стоящие у рукомойников, беспрестанно покрикивают...
Неточные совпадения
Через десять минут девичья полна, и производится прием ягоды. Принесено немного; кто принес пол-лукошка, а кто и совсем
на донышке. Только карлица Полька принесла полное лукошко.
В таком же беспорядочном виде велось хозяйство и
на конном и скотном дворах. Несмотря
на изобилие сенокосов, сена почти никогда недоставало, и к весне скотина выгонялась в
поле чуть живая. Молочного хозяйства и в заводе не было. Каждое утро посылали
на скотную за молоком для господ и были вполне довольны, если круглый год хватало достаточно масла
на стол. Это было счастливое время, о котором впоследствии долго вздыхала дворня.
Двор был пустынен по-прежнему. Обнесенный кругом частоколом, он придавал усадьбе характер острога. С одного краю, в некотором отдалении от дома, виднелись хозяйственные постройки: конюшни, скотный двор, людские и проч., но и там не слышно было никакого движения, потому что скот был в стаде, а дворовые
на барщине. Только вдали, за службами, бежал по направлению к
полю во всю прыть мальчишка, которого, вероятно, послали
на сенокос за прислугой.
В то время дела такого рода считались между приказною челядью лакомым кусом. В Щучью-Заводь приехало целое временное отделение земского суда, под председательством самого исправника. Началось следствие. Улиту вырыли из могилы, осмотрели рубцы
на теле и нашли, что наказание не выходило из ряду обыкновенных и что
поломов костей и увечий не оказалось.
— Льет да
поливает! — ропщет она, — который уж день эта канитель идет, а все конца-краю тучам не видать. Намолотили с три пропасти, а вороха невеяные стоят. [В то время ни молотилок, ни веялок не было; веяли с лопаты
на открытом гумне, при благоприятном ветре.] Кабы Федот — он что-нибудь да придумал бы.
Сейчас за огородом и службами начинались господские
поля,
на которых с ранней весны до поздней осени безостановочно шла работа.
Прибавлю одно: крайне возмутительным фактом являлась гаремная жизнь и вообще неопрятные взгляды
на взаимные отношения
полов.
Саженях в ста от усадьбы, как
на ладони, виднеется деревнюшка, а за нею тянутся
поля, расположенные по далеко раскинувшейся и совершенно ровной плоскости.
Если б была другая работа, вроде пахоты, например, он, конечно, в такой жар
на сенокос людей не послал бы, но в начале июля, кроме косьбы, и в
поле выходить незачем.
Уцелело только дальнее
поле, мало удобренное,
на котором едва
на семена собрали.
Но зато, как только выпадет первый вёдреный день, работа закипает не
на шутку. Разворачиваются почерневшие валы и копны; просушиваются намокшие снопы ржи. Ни пощады, ни льготы — никому. Ежели и двойную работу мужик сработал, все-таки, покуда не зашло солнышко, барин с
поля не спустит. Одну работу кончил — марш
на другую!
На то он и образцовый хозяин, чтоб про него говорили...
В большинстве случаев гости остаются ночевать; мужчины располагаются спать в зале и в гостиной вповалку
на разостланных по
полу перинах; женский
пол разводят по комнатам барышень,
на антресолях.
Гоголем расхаживал он по
полям и помахивал нагайкой, ни
на йоту не отступая от исконного урочного положения: за первую вину — пять ударов, за вторую — десять и т. д.
Оставалось умереть. Все с часу
на час ждали роковой минуты, только сама больная продолжала мечтать.
Поле, цветы, солнце… и много-много воздуха! Точно живительная влага из полной чаши, льется ей воздух в грудь, и она чувствует, как под его действием стихают боли, организм крепнет. Она делает над собой усилие, встает с своего одра, отворяет двери и бежит, бежит…
Он облекался для этого в польский костюм, лихо стучал по
полу каблуками и по окончании фигуры становился
на колени, подавая руку своей даме, которая кружилась около него, выделывая па.
За несколько дней до праздника весь малиновецкий дом приходил в волнение. Мыли
полы, обметали стены, чистили медные приборы
на дверях и окнах, переменяли шторы и проч. Потоки грязи лились по комнатам и коридорам; целые вороха паутины и жирных оскребков выносились
на девичье крыльцо. В воздухе носился запах прокислых помоев. Словом сказать, вся нечистота, какая таилась под спудом в течение девяти месяцев (с последнего Светлого праздника, когда происходила такая же чистка), выступала наружу.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Как, вы
на коленях? Ах, встаньте, встаньте! здесь
пол совсем нечист.
На всей базарной площади // У каждого крестьянина, // Как ветром,
полу левую // Заворотило вдруг!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с
полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги нет, // А время уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо и
на старые, // Больней того
на новые // Деревни им глядеть.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как
на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в
поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда
на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!