Неточные совпадения
Конечно, свидетели и современники старых порядков могут, до известной степени, и в одном упразднении форм усматривать существенный прогресс, но молодые поколения, видя,
что исконные жизненные основы стоят по-прежнему незыблемо, нелегко примиряются с одним изменением форм и обнаруживают нетерпение, которое получает тем
более мучительный характер,
что в него уже в значительной мере входит элемент сознательности…
Утром нам обыкновенно давали по чашке чая, приправленного молоком, непременно снятым (синеватым), несмотря на то,
что на скотном дворе стояло
более трехсот коров.
К сечению прибегали не часто, но колотушки, как
более сподручные, сыпались со всех сторон, так
что «постылым» совсем житья не было.
Я знаю,
что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся жестокими. На это я отвечаю,
что ищу не утешительных (во
что бы ни стало) выводов, а правды. И, во имя этой правды, иду даже далее и утверждаю,
что из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, нет жребия
более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей.
Начните с родителей. Папаша желает, чтоб Сережа шел по гражданской части, мамаша настаивает, чтоб он был офицером. Папаша говорит,
что назначение человека — творить суд и расправу. Мамаша утверждает,
что есть назначение еще
более высокое — защищать отечество против врагов.
Гораздо
более злостными оказываются последствия, которые влечет за собой «система». В этом случае детская жизнь подтачивается в самом корне, подтачивается безвозвратно и неисправимо, потому
что на помощь системе являются мастера своего дела — педагоги, которые служат ей не только за страх, но и за совесть.
Вот почему я продолжаю утверждать,
что, в абсолютном смысле, нет возраста
более злополучного, нежели детский, и
что общепризнанное мнение глубоко заблуждается, поддерживая противное. По моему мнению, это заблуждение вредное, потому
что оно отуманивает общество и мешает ему взглянуть трезво на детский вопрос.
Всенощная идет в образной комнате и длится
более часа; за всенощной следует молебен с водосвятием и тремя-четырьмя акафистами, тоже продолжительный, так
что все вместе кончается, когда уже на землю спустились сумерки.
По временам, прослышав,
что в таком-то городе или селе (хотя бы даже за сто и
более верст) должен быть крестный ход или принесут икону, они собирались и сами на богомолье.
Благодаря этой репутации она просидела в девках до тридцати лет, несмотря на то,
что отец и мать, чтоб сбыть ее с рук, сулили за ней приданое, сравнительно
более ценное, нежели за другими дочерьми.
Итак, матушка чувствовала как бы инстинктивную потребность сдерживать себя в новокупленном гнезде
более, нежели в Малиновце. Но заболотское дело настолько было ей по душе,
что она смотрела тут и веселее и бодрее.
Надо сказать,
что она, тотчас после приезда Федоса, написала к белебеевскому предводителю дворянства письмо, в котором спрашивала, действительно ли им был выдан вид Федосу Половникову; но прошло уже
более полутора месяцев, а ответа получено не было. Молчание это служило источником великих тревог, которые при всяком случае возобновлялись.
Клопами и другими насекомыми ночлеги изобиловали даже
более, нежели летом, и от них уже нельзя было избавиться, потому
что в экипаже спать зимой было неудобно. К счастью, зимний путь был короче, и мы имели всего три остановки.
И действительно, не раз случалось,
что любезный сынок, воспользовавшись случайно оброненным словом, втягивал отца в разные предприятия, в качестве дольщика, и потом, получив
более или менее крупную сумму, не упоминал ни о деньгах, ни о «доле».
Всякому хотелось узнать тайну; всякий подозревал друг друга, а главное, всякий желал овладеть кубышкой врасплох, в полную собственность, так чтоб другим ничего не досталось. Это клало своеобразную печать на семейные отношения. Снаружи все смотрело дружелюбно и даже слащаво; внутри кипела вражда. По-видимому, дядя Григорий Павлыч был счастливее сестер и даже знал
более или менее точно цифру капитала, потому
что Клюквин был ему приятель.
Кроме того, ради гостей, накурили какими-то порошками,
что еще
более увеличивает спертость воздуха.
Матушка, впрочем, уже догадывалась,
что в Москве не путем выездов добываются женихи и
что существуют другие дороги, не столь блестящие, но
более верные. В скором времени она и прибегла к этим путям, но с этим предметом я предпочитаю подробнее познакомить читателя в следующей главе.
Стриженый в восторге, хотя определительно нельзя сказать,
что более приводит его в восхищение, музыка или стук посуды, раздающийся из гостиной.
Она понимает,
что Стриженый ей не пара, но в то же время в голове ее мелькает мысль,
что это первый «серьезный» жених, на которого она могла бы
более или менее верно рассчитывать.
Очень возможно, впрочем,
что им руководили в этом случае
более сложные соображения.
Более с отцом не считают нужным объясняться. Впрочем, он, по-видимому, только для проформы спросил, а в сущности, его лишь в слабой степени интересует происходящее. Он раз навсегда сказал себе,
что в доме царствует невежество и
что этого порядка вещей никакие силы небесные изменить не могут, и потому заботится лишь о том, чтоб домашняя сутолока как можно менее затрогивала его лично.
Само собой разумеется,
что подобное критическое отношение выражалось
более нежели робко, но и его было достаточно, чтобы внушить господам,
что мозги хамов все-таки не вполне забиты и
что в них происходит какая-то работа.
И работа тем
более неприятная,
что она, стесняя в распоряжениях вообще, в особенности обуздывающим образом действовала на ручную расправу.
Матушка широко раскрыла глаза от удивления. В этом нескладном потоке шутовских слов она поняла только одно:
что перед нею стоит человек, которого при первом же случае надлежит под красную шапку упечь и дальнейшие объяснения с которым могут повлечь лишь к еще
более неожиданным репримандам.
Некоторое время он был приставлен в качестве камердинера к старому барину, но отец не мог выносить выражения его лица и самого Конона не иначе звал, как каменным идолом.
Что касается до матушки, то она не обижала его и даже в приказаниях была
более осторожна, нежели относительно прочей прислуги одного с Кононом сокровенного миросозерцания. Так
что можно было подумать,
что она как будто его опасается.
Матушка затосковала. Ей тоже шло под шестьдесят, и она чувствовала,
что бразды правления готовы выскользнуть из ее слабеющих рук. По временам она догадывалась,
что ее обманывают, и сознавала себя бессильною против ухищрений неверных рабов. Но, разумеется, всего
более ее смутила молва,
что крепостное право уже взяло все,
что могло взять, и близится к неминуемому расчету…
Матушка волновалась, а Сатир жил себе втихомолку в каморке, занимаясь своим обычным делом. Чтобы пребывание его в Малиновце было не совсем без пользы для дома, матушка посылала ему бумагу и приказывала ему тетрадки для детей сшивать и разлиновывать. Но труд был так ничтожен,
что не только не удовлетворял барыню, но еще
более волновал ее.
Сатир высказывал эти слова с волнением, спеша, точно не доверял самому себе. Очевидно, в этих словах заключалось своего рода миросозерцание, но настолько не установившееся, беспорядочное,
что он и сам не был в состоянии свести концы с концами. Едва ли он мог бы даже сказать,
что именно оно, а не другой,
более простой мотив, вроде, например, укоренившейся в русской жизни страсти к скитальчеству, руководил его действиями.
Как стоит это дело в настоящее время — сказать не могу, но уже из того одного,
что землевладение, даже крупное, не сосредоточивается
более в одном сословии, а испестрилось всевозможными сторонними примесями, — достаточно ясно,
что старинный поместный элемент оказался не настолько сильным и приготовленным, чтоб удержать за собой главенство даже в таком существенном для него вопросе, как аграрный.
Почти нет той минуты в сутках, чтобы в последовских полях не кипела работа; три часа в течение дня и немногим
более в течение ночи — вот все,
что остается крестьянину для отдыха.
Действительно, оба сына, один за другим, сообщили отцу,
что дело освобождения принимает все
более и
более серьезный оборот и
что ходящие в обществе слухи об этом предмете имеют вполне реальное основание. Получивши первое письмо, Арсений Потапыч задумался и два дня сряду находился в величайшем волнении, но, в заключение, бросил письмо в печку и ответил сыну, чтоб он никогда не смел ему о пустяках писать.
Положение Калерии Степановны было тем
более неприятно,
что у нее существовало сытое и привольное прошлое.
Эти слова были добрым предзнаменованием, тем
более,
что, произнося их, Клобутицын так жадно взглянул на Марью Андреевну,
что у той по всему телу краска разлилась. Он вышел на минуту, чтоб распорядиться.
Очевидно,
что Милочка запасалась туалетом не ради Москвы, которую невзлюбила, а ради родного захолустья, в котором она надеялась щегольнуть перед кавалерами,
более ей родственными по душе.
Поначалу пьяные припадки матери пугали ее, но
чем более приближалась она к сознательному возрасту, тем больше испуг уступал место глубокому состраданию.