Неточные совпадения
Один начальник как приехал, так первым делом приступил к сломке пола в губернаторском кабинете — и что же? сломать-то сломал, а
нового на его место построить не успел! «Много, — говорил он потом, когда прощался с нами, — много намеревался я для пользы сделать, да, видно, Богу, друзья мои, не угодно!» И действительно, приехал на место его
новый генерал и тотчас же рассудил, что пол надо
было ломать не в кабинете, а в гостиной, и соответственно с этим сделал надлежащее распоряжение.
Тут надобно так устроить, чтоб
новый начальник не обиделся излишними похвалами, отбывающему воздаваемыми, а думал бы только, что «и тебе то же со временем
будет».
Но если отбывающий делал дела средние, как, например: тогда-то усмирил, тогда-то изловил, тогда-то к награде за отлично усердную службу представил, а тогда-то реприманд сделал, то о таких делах можно говорить со всею пространностью, ибо они всякому уму доступны, а следовательно, и
новый начальник
будет их непременно совершать.
Несправедливость явная, потому что старик мне сам по секрету не раз впоследствии говорил: «Не знаю, подлинно не знаю, за что от общения отметаюсь! если
новое начальство
новые виды имеет, то стоило только приказать — я готов!» И если при этом вспомнить, сколько этот человек претерпел прежде, нежели место свое получил, то именно можно сказать: великий
был страстотерпец!
— Это, ваше превосходительство, и для
нового начальника
будет поощрением…
И в самом деле, рассудил я, если нет старого, то это значит, что
есть новый — и ничего больше.
— Нам остается утешаться, что
новый наш начальник
будет столь же распорядителен, как и ваше превосходительство! — сказал я, пользуясь паузой.
В передней швейцар улыбался и спрашивал: когда
будет новый генерал? Часы, приобретенные для генеральского дома за пять генералов перед сим, стучали «тик-так! тик-так!» — как будто бы говорили: «Мы видели пять генералов! мы видели пять генералов! мы видели пять генералов!»
О
новом начальнике старик или вовсе умалчивает, или выражается иносказательно, то
есть начинает, по поводу его, разговор о древнем языческом боге Меркурии, прославившемся не столько делами доблести, сколько двусмысленным своим поведением, и затем старается замять щекотливый разговор и обращает внимание собеседников на молочные скопы и другие предметы сельского хозяйства.
Однажды зашла речь о пожарах, и некоторый веселый собеседник выразил предположение, что
новый начальник, судя по его действиям, должен
быть, по малой мере, скрытный член народового жонда.
И действительно, немедленно после обедни, целый город
был свидетелем, как «старый» направился с визитом к «
новому».
Многие уверяют, что хворость эта началась с того дня, как он посетил «
нового», так как прямым последствием этого посещения
была неумеренность в пище, вследствие которой сначала заболел живот, а затем…
И ежели бы у него под руками
были вольски, то он,
быть может, не усомнился бы даже прибегнуть к их помощи, лишь бы предписать условия
новому Риму, утопающему в разврате и гордости.
Весть об избрании помпадурши
была первою в этом смысле; с нее старик задумался, и слово «молодец» впервые сорвалось с его языка в применении к «
новому».
На следующий день он казался несколько бодрее, как вдруг приехал Павел Трофимыч и сообщил, что вчерашнего числа «
новый» высек на пожаре купца (с горестью я должен сказать здесь, что эта новость
была ложная, выдуманная с целью потешить больного). При этом известии благодушный старец вытянулся во весь рост.
В одну из таких светлых минут доложили, что приехал «
новый». Старик вдруг вспрянул и потребовал чистого белья. «
Новый» вошел, потрясая плечами и гремя саблею. Он дружески подал больному руку, объявил, что сейчас лишь вернулся с усмирения, и заявил надежду, что здоровье почтеннейшего старца не только поправится, но, с Божиею помощью, получит дальнейшее развитие. Старик
был, видимо, тронут и пожелал остаться с «
новым» наедине.
Что происходило на этой второй и последней конференции двух административных светил — осталось тайною. Как ни прикладывали мы с Павлом Трофимычем глаза и уши к замочной скважине, но могли разобрать только одно: что старик увещевал «
нового»
быть твердым и не взирать. Сверх того, нам показалось, что «молодой человек» стал на колена у изголовья старца и старец его благословил. На этом моменте нас поймала Анна Ивановна и крепко-таки пожурила за нашу нескромность.
Ни для кого внезапная отставка старого помпадура не
была так обильна горькими последствиями, ни в чьем существовании не оставила она такой пустоты, как в существовании Надежды Петровны Бламанже. Исправники, городничие, советники, в ожидании
нового помпадура, все-таки продолжали именоваться исправниками, городничими и советниками; она одна, в одно мгновение и навсегда, утратила и славу, и почести, и величие…
Были минуты, когда ей казалось, что она даже утратила свой пол.
Надежда Петровна томилась и изнывала. Она видела, что общество благосклонно к ней по-прежнему, что и полиция нимало не утратила своей предупредительности, но это ее не радовало и даже как будто огорчало. Всякий
новый зов на обед или вечер напоминал ей о прошедшем, о том недавнем прошедшем, когда приглашения приходили естественно, а не из сожаления или какой-то искусственно вызванной благосклонности. Правда, у нее
был друг — Ольга Семеновна Проходимцева…
Между тем уважение к Надежде Петровне все росло и росло. Купцы открыто говорили, что, «если бы не она, наша матушка, он бы, как свят Бог, и нас всех, да и прах-то наш по ветру развеял!». Дворяне и чиновники выводили ее чуть не по прямой линии от Олега Рязанского. Полициймейстер настолько встревожился этими слухами, что, несмотря на то что
был обязан своим возвышением единственно Надежде Петровне, счел долгом доложить об них
новому помпадуру.
Новый помпадур
был малый молодой и совсем отчаянный. Он не знал ни наук, ни искусств, и до такой степени мало уважал так называемых идеологов, что даже из Поль де Кока и прочих классиков прочитал только избраннейшие места. Любимейшие его выражения
были «фюить!» и «куда Макар телят не гонял!».
Где бы она ни
была, куда бы ни приехала, с кем бы ни заговорила, везде и от всех слышала только одно: хвалу
новому помпадуру. Полициймейстер хвалил в нем благородство души, правитель канцелярии — мудрость, исправник — стремительность и натиск.
Не надо думать, однако, чтобы
новый помпадур
был человек холостой; нет, он
был женат и имел детей; но жена его только и делала, что с утра до вечера
ела печатные пряники. Это зрелище до такой степени истерзало его, что он с горя чуть-чуть не погрузился в чтение недоимочных реестров. Но и это занятие представляло слишком мало пищи для ума и сердца, чтобы наполнить помпадурову жизнь. Он стал ходить в губернское правление и тосковать.
Тут
были всякие: и с усами и без усов, и белокурые и брюнеты, и с бородавками и без бородавок, и высокоствольные и низкоствольные; но — увы! — между ними не
было одного — не
было нового помпадура!
Но, как правдивый историк, я не могу скрыть, что
новое помпадурство Надежды Петровны далеко не имело того кроткого характера, как первое. Напротив того, оно ознаменовалось несколькими жестокостями, которые, по мнению моему,
были, по малой мере, бесполезны.
Единодушное «ура!»
было ответом на эту
новую предику обожаемого начальника. Но Козелков уже утомился и только махнул рукой на шумные заявления «преданных».
И никому не приходило в голову сказать себе: что же мне за дело до того, каков
будет новый помпадур, хорош собой или дурен, добрая у него жена или анафема?
Он старается замять всякий разговор, он даже избегает всех взоров… И только,
быть может, через сутки, уже на последних станциях к Петербургу, он разгуляется настолько, чтоб открыть свое действительное положение и поведать печальную историю своей отставки. Тогда с души его спадет бремя, его тяготившее, и из уст его впервые вырвется ропот. Этот ропот начнет
новую эпоху его жизни, он наполнит все его будущее и проведет в его существовании черту, которая резко отделит его прошедшее от настоящего и грядущего.
Но вот выискивается австрийский журналист, который по поводу этого же самого происшествия совершенно наивно восклицает: «О! если бы нам, австрийцам, Бог послал такую же испорченность, какая существует в Пруссии! как
были бы мы счастливы!» Как хотите, а это восклицание проливает на дело совершенно
новый свет, ибо кто же может поручиться, что вслед за австрийским журналистом не выищется журналист турецкий, который пожелает для себя австрийской испорченности, а потом нубийский или коканский журналист, который
будет сгорать завистью уже по поводу испорченности турецкой?
Вместо прежних блестящих циркуляров издай
новый, в котором категорически объяви, что впредь воспрещается какое бы то ни
было развитие, кроме развития сибирской язвы».
В угоду ему она сделала, однако ж, несколько попыток, но — Боже! — сколько изобретательности нужно ей
было иметь, чтоб тут пришить
новый бант, там переменить тюник — и все для того, чтоб отвести глаза публике и убедить, что она является в общество не в «мундире», как какая-нибудь асессорша, а всегда в
новом и свежем наряде!
Это
было самое тяжелое время для Анны Григорьевны. Феденька ходил сумрачный и громко выражался, что он — жертва интриги. Дни проходили за днями; с каждым
новым днем он с большим и большим усилием искал фактов и ничего не находил.