Неточные совпадения
Да, не
одно благодарное сердце бьется
в настоящую
минуту в безвестности! не
один выспренний ум содрогается при мысли о предстоящей разлуке!
Волнение насилу стихло; очевидно, что приближалась торжественная
минута «настоящей конституции». Подали и съели огромнейшую рыбу. На сцену выступил Сеня Бирюков,
в сопровождении всей нашей блестящей молодежи, с отличием занимающей места чиновников особых поручений, мировых посредников и судебных следователей.
Одним словом, все наше «воинство возрождения» было тут налицо.
«Однажды
один председатель, слывший
в обществе остроумцем (я
в то время служил уже симбирским помпадуром), сказал
в одном публичном месте: „Ежели бы я был помпадуром, то всегда ходил бы
в колпаке!“ Узнав о сем через преданных людей и улучив удобную
минуту, я,
в свою очередь, при многолюдном собрании, сказал неосторожному остроумцу (весьма, впрочем, заботившемуся о соблюдении казенного интереса): „Ежели бы я был колпаком, то, наверное, вмещал бы
в себе голову председателя!“ Он тотчас же понял,
в кого направлена стрела, и закусил язык.
В одну из таких светлых
минут доложили, что приехал «новый». Старик вдруг вспрянул и потребовал чистого белья. «Новый» вошел, потрясая плечами и гремя саблею. Он дружески подал больному руку, объявил, что сейчас лишь вернулся с усмирения, и заявил надежду, что здоровье почтеннейшего старца не только поправится, но, с Божиею помощью, получит дальнейшее развитие. Старик был, видимо, тронут и пожелал остаться с «новым» наедине.
Ни для кого внезапная отставка старого помпадура не была так обильна горькими последствиями, ни
в чьем существовании не оставила она такой пустоты, как
в существовании Надежды Петровны Бламанже. Исправники, городничие, советники,
в ожидании нового помпадура, все-таки продолжали именоваться исправниками, городничими и советниками; она
одна,
в одно мгновение и навсегда, утратила и славу, и почести, и величие… Были
минуты, когда ей казалось, что она даже утратила свой пол.
Козелков смотрел из окошка на эту суматоху и думал: «Господи! зачем я уродился сановником! зачем я не Сережа Свайкин? зачем я не Собачкин! зачем даже не скверный, мозглявый Фуксёнок!»
В эту
минуту ему хотелось побегать.
В особенности привлекала его великолепная баронесса фон Цанарцт. «Так бы я там…» — говорил он и не договаривал, потому что у него дух занимался от
одного воображения.
Бумаги, однако ж, не ждут. Как ни постылы кажутся ему они
в настоящую
минуту, но он волей-неволей садится к столу и начинает с ожесточением распечатывать
один пакет за другим.
В хаотическом виде все эти мысли мелькали
в голове помпадура.
Одну минуту ему даже померещилось, что он как будто совсем лишний человек, вроде пятого колеса
в колеснице; но
в следующее затем мгновение эта мысль представилась ему до того обидною и дикою, что он даже весь покраснел от негодования. А так как он вообще не мог порядком разобраться с своими мыслями, то выходили какие-то душевные сумерки,
в которых свет хотя и борется с тьмою, но
в конце концов тьма все-таки должна остаться победительницею.
— Господа! — сказал он. — Я знаю, что я ничего не совершил! Но именно потому-то я и позволяю себе на прощанье пожелать вам
одного. Я от души желаю вам… я желаю… чтоб и другой… чтобы и тот, кто заменит вам меня (крики: «никто не заменит! никто!»)… чтоб и он тоже… ничего, подобно мне, не совершил! Смею думать… да, я именно так позволяю себе думать… что это самое лучшее… что это самое приятное пожелание, какое я могу сделать вам
в эту торжественную
минуту.
В безграничном нашем усердии мы желали от помпадура только
одного: чтоб он не отвлекал нас от рапортов, предписаний и ведомостей, чтоб не истощал казны чересчур блестящими предприятиями и простил бы, если б кто-нибудь из нас, по рассеянности, выказал простую теплоту чувств
в такую
минуту, когда принято выказывать теплоту чувств особенную.
Даже
в те горькие
минуты, когда она убеждалась, что Феденька изменяет ей (а это случалось нередко, потому что он далеко не был равнодушен к сверкающим плечам и бюстам навозных львиц) — она спешила сюда, чтоб излить свое горе на груди
одной из юных затворниц.
— Да, это будет продолжением моего чухломского хозяйства. Но ты не можешь себе представить, какие поразительные результаты я иногда получал! Вот тебе
один пример из множества:
в 1869 году я приобрел себе ютландского борова и ютландскую свинью — как ты думаешь, сколько у меня
в настоящую
минуту свиней?
— Прелесть! Мне остается удивляться только
одному: как это до сих пор тебя проглядели! Как дозволили тебе хоть
одну лишнюю
минуту прозябать
в Чухломе!
Природа создала его
в одну из тех
минут благодатной тишины, когда из материнского ее лона на всех льется мир и благоволение.
В эти краткие мгновения во множестве рождаются на свете люди не весьма прозорливые, но скромные и добрые; рождаются и, к сожалению, во множестве же и умирают… Но умные муниципии подстерегают уцелевших и, по достижении ими законного возраста, ходатайствуют об них перед начальством. И со временем пользуются плодами своей прозорливости, то есть бывают счастливы.
Неточные совпадения
Хлестаков, городничий и Добчинский. Городничий, вошед, останавливается. Оба
в испуге смотрят несколько
минут один на другого, выпучив глаза.
И
в ту же
минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч
одних курьеров!
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как душа его закоснела
в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую
минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.
В одном месте пожар уже
в полном разгаре; все строение обнял огонь, и с каждой
минутой размеры его уменьшаются, и силуэт принимает какие-то узорчатые формы, которые вытачивает и выгрызает страшная стихия.
Во всяком случае,
в видах предотвращения злонамеренных толкований, издатель считает долгом оговориться, что весь его труд
в настоящем случае заключается только
в том, что он исправил тяжелый и устарелый слог «Летописца» и имел надлежащий надзор за орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописи. С первой
минуты до последней издателя не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина, и это
одно уже может служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче.