Неточные совпадения
Помните, как
покойный деденька стыдил ее, как ваш тогдашний батюшка, отец Яков, по просьбе деденьки, ее усовещивал:"ты думала любезно-верное ликование этим поступком изобразить, ан, вместо того, явила лишь легковерие и строптивость!"Зачем они ее стыдили и усовещивали — теперь я этого совершенно не понимаю; но тогда мне и самому казалось: ах, какую черную неблагодарность Федосьюшка выказала!
Я недостаточно подробно знаком с памятниками нашей старины, но очень хорошо
помню, как
покойный папенька говаривал, что в его время было в ходу правило: доносчику — первый кнут. Знаю также, что и в позднейшее время существовал закон, по которому лицо, утруждавшее начальство по первым двум пунктам, прежде всего сажали в тюрьму и держали там до тех пор, пока оно не представит ясных доказательств, что написанное в его доносе есть факт действительный, а не плод злопыхательной фантазии.
Я
помню,
покойный папенька рассказывал: закутил он в полку — ну, просто пить без просыпу начал…
— Сын моего друга! — вскричал он, обращаясь к Нине Александровне, — и так неожиданно! Я давно уже и воображать перестал. Но, друг мой, неужели ты не
помнишь покойного Николая Львовича? Ты еще застала его… В Твери?
Слово за слово, генералы так обиделись, что прицепили палаши, взяли каски и ушли. Псокоп остался победителем, но поминовенная закуска расстроилась. Как ни упрашивал казначей-распорядитель еще и еще раз
помянуть покойного, строптивость Прокопа произвела свое действие. Чиновники боялись, что он начнет придираться и, пожалуй, даже не отступит перед словом"прохвосты". Мало-помалу зала пустела, и не более как через полчаса мы остались с Прокопом вдвоем.
Неточные совпадения
Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата. Отца они не
помнили, мать умерла, когда Алексею Александровичу было десять лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец
покойного императора, воспитал их.
— Обломовщина, обломовщина! — сказал Штольц, смеясь, потом взял свечку, пожелал Обломову
покойной ночи и пошел спать. — Теперь или никогда —
помни! — прибавил он, обернувшись к Обломову и затворяя за собой дверь.
Как теперь
помню —
покойная старуха, мать моя, была еще жива, — как в долгий зимний вечер, когда на дворе трещал мороз и замуровывал наглухо узенькое стекло нашей хаты, сидела она перед гребнем, выводя рукою длинную нитку, колыша ногою люльку и напевая песню, которая как будто теперь слышится мне.
— Я
помню, — продолжал все так же Чуб, — мне
покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина. Эх, табак был! добрый табак был! Так что же, кум, как нам быть? ведь темно на дворе.
— А вот покойничек рябиновочку обожал…
Помянем душу усопшего рябиновочкой… Отец Никодим, пожалуйте по единой, — подтягивал церковный староста, друг
покойного.