Неточные совпадения
В последнее
время многие огульно обвиняли нашу интеллигенцию во всех неурядицах и неустройствах и предлагали против нее поистине неслыханные,
по своей нелепости, меры.
Правда, что Наполеон III оставил
по себе целое чужеядное племя Баттенбергов, в виде Наполеонидов, Орлеанов и проч. Все они бодрствуют и ищут глазами, всегда готовые броситься на добычу. Но история сумеет разобраться в этом наносном хламе и отыщет, где находится действительный центр тяжести жизни. Если же она и упомянет о хламе, то для того только, чтобы сказать: было
время такой громадной душевной боли, когда всякий авантюрист овладевал человечеством без труда!
Случайно или не случайно, но с окончанием баттенберговских похождений затихли и европейские концерты. Визиты, встречи и совещания прекратились, и все разъехались
по домам. Начинается зимняя работа; настает
время собирать материалы и готовиться к концертам будущего лета. Так оно и пойдет колесом, покуда есть налицо человек (имярек), который держит всю Европу в испуге и смуте. А исчезнет со сцены этот имярек, на месте его появится другой, третий.
Помещики и помещицы, во
время обеда, чая и ужина, начинали говорить по-французски; лакеи настороживали уши, усиливаясь понять, на кого падет жребий.
— Кабы мы в то
время были умнее да не мирволили бы своим расходившимся собратам, так, может быть, и теперь крепостное право существовало бы по-прежнему!
Может быть, сам
по себе взятый, он совсем не так неблагонадежен, как кажется впопыхах. В дореформенное
время,
по крайней мере, не в редкость бывало встретить такого рода аттестацию:"человек образа мыслей благородного, но в исполнении служебных обязанностей весьма усерден". Вот видите ли, как тогда правильно и спокойно оценивали человеческую деятельность; и благороден, и казенного интереса не чужд… Какая же в том беда, что человек благороден?
От
времени до
времени требуется сшить девушке-невесте ситцевый сарафан, купить платок, готовый шугайчик;
по возвращении из поездки в город хочется побаловать ребят калачом или баранками.
В это же
время,
по преимуществу, хозяйственный мужичок играет свадьбы.
С наступлением
времени выхода в замужество — приданое готово; остается только выбрать корову или телку, смотря
по достаткам. Если бы мужичок не предусмотрел загодя всех этих мелочей, он, наверное, почувствовал бы значительный урон в своем хозяйстве. А теперь словно ничего не случилось; отдали любимое детище в чужие люди, отпировали свадьбу, как быть надлежит, — только и всего.
У него дом больше — такой достался ему при поступлении на место; в этом доме, не считая стряпущей,
по крайней мере, две горницы, которые отапливаются зимой «по-чистому», и это требует лишних дров; он круглый год нанимает работницу, а на лето и работника, потому что земли у него больше, а стало быть, больше и скота — одному с попадьей за всем недоглядеть; одежда его и жены дороже стоит, хотя бы ни он, ни она не имели никаких поползновений к франтовству; для него самовар почти обязателен, да и закуска в запасе имеется, потому что его во всякое
время может посетить нечаянный гость: благочинный, ревизор из уездного духовного правления, чиновник, приехавший на следствие или
по другим казенным делам, становой пристав, волостной старшина, наконец, просто проезжий человек, за метелью или непогодой не решающийся продолжать путь.
Как и хозяйственный мужичок, священник на круглый год запасается с осени. В это
время весь его домашний обиход определяется вполне точно. Что успел наготовить и собрать к Покрову — больше этого не будет. В это же
время и покупной запас можно дешевле купить: и в городе и
по деревням — всего в изобилии. Упустишь минуту, когда, например, крупа или пшеничная мука на пятак за пуд дешевле, — кайся потом весь год.
Начать с того, что он купил имение ранней весной (никто в это
время не осматривает имений), когда поля еще покрыты снегом, дороги в лес завалены и дом стоит нетопленый; когда годовой запас зерна и сена подходит к концу, а скот,
по самому ходу вещей, тощ ("увидите, как за лето он отгуляется!").
— Мы и сами в ту пору дивились, — сообщает, в свою очередь, староста (из местных мужичков), которого он на
время своего отсутствия,
по случаю совершения купчей и первых закупок, оставил присмотреть за усадьбой. — Видите — в поле еще снег не тронулся, в лес проезду нет, а вы осматривать приехали. Старый-то барин садовнику Петре цалковый-рупь посулил, чтоб вас в лес провез
по меже: и направо и налево — все, дескать, его лес!
Земли у него немного, десятин пятьсот с небольшим. Из них сто под пашней в трех полях (он держится отцовских порядков), около полутораста под лесом, слишком двести под пустошами да около пятидесяти под лугом; болотце есть, острец в нем хорошо растет, а кругом
по мокрому месту, травка мяконькая. Но нет той пяди, из которой он не извлекал бы пользу, кроме леса, который он, до поры до
времени, бережет. И, благодарение создателю, живет, — не роскошествует, но и на недостатки не жалуется.
В то
время он всячески ласкал крестьян и обнадеживал их:"Вот ужо, будете вольные, и заживем мы по-соседски мирком да ладком.
По тогдашнему простому
времени, и этого было довольно.
Целый месяц после свадьбы они ездили с визитами и принимали у себя, в своем гнездышке. Потом уехали в усадьбу к ней, и там началась настоящая poeme d'amour. [поэма любви (франц.)] Но даже в деревне, среди изъявлений любви, они успевали повеселиться; ездили
по соседям, приглашали к себе, устраивали охоты, пикники, кавалькады. Словом сказать, не видали, как пролетело
время и настала минута возвратиться из деревенского гнездышка в петербургское.
Через полгода он уже занимает хороший пост и пишет циркуляры, в которых напоминает, истолковывает свою мысль и побуждает. В то же
время он — член английского клуба, который и посещает почти каждый вечер. Ведет среднюю игру,
по преимуществу же беседует с наезжими добровольцами о том, que tout est a recommencer, но момент еще не наступил.
Франция — это только отвод, — говорил он, — с Францией он на Бельгии помирится или выбросит ей кусок Лотарингии — не Эльзас, нет! — а главным образом взоры его устремлены на Россию, — это узел его политики, — вот увидите!"
По его мнению, будь наше
время несколько менее тревожно, и деятельность Бисмарка имела бы менее тревожный характер; он просто представлял бы собой повторение твердого, спокойного и строго-логического Гизо.
В настоящее
время служебная его карьера настолько определилась, что до него рукой не достать. Он вполне изменил свой взгляд на служебный труд. Оставил при себе только государственную складку, а труд предоставил подчиненным. С утра до вечера он в движении: ездит
по влиятельным знакомым, совещается, шушукается, подставляет ножки и всячески ограждает свою карьеру от случайности.
Ничем подобным не могли пользоваться Черезовы
по самому характеру и обстановке их труда. Оба работали и утром, и вечером вне дома, оба жили в готовых, однажды сложившихся условиях и, стало быть, не имели ни
времени, ни привычки, ни надобности входить в хозяйственные подробности. Это до того въелось в их природу, с самых молодых ногтей, что если бы даже и выпал для них случайный досуг, то они не знали бы, как им распорядиться, и растерялись бы на первом шагу при вступлении в практическую жизнь.
Спустя некоторое
время нашлась вечерняя работа в том самом правлении, где работал ее муж.
По крайней мере, они были вместе
по вечерам. Уходя на службу, она укладывала ребенка, и с помощью кухарки Авдотьи устраивалась так, чтобы он до прихода ее не был голоден. Жизнь потекла обычным порядком, вялая, серая, даже серее прежнего, потому что в своей квартире было голо и царствовала какая-то надрывающая сердце тишина.
— Я двадцать рублей,
по крайней мере, издержал, а через полгода только один урок в купеческом доме получил, да и то случайно. Двадцать рублей в месяц зарабатываю, да вдобавок поучения
по поводу разврата, обуявшего молодое поколение, выслушиваю. А в летнее
время на шее у отца с матерью живу, благо ехать к ним недалеко. А им и самим жить нечем.
Однако с течением
времени и это скромное правило перестает уж казаться достаточным. Солидный человек все больше и больше сближается с ненавистником, благоговейно выслушивает его и поддакивает. По-видимому, он находит это и небезвыгодным для себя. Наконец, он и за собственный счет начинает раздувать в своем сердце пламя ненавистничества.
— Как это я прежде не вздумала! — сетовала она на себя, — ведь со
временем ангелочек, конечно, будет путешествовать. В гостиницах, правда, везде говорят по-французски, но на железных дорогах, на улице…
В то
время, когда более счастливые товарки разъезжались
по Москве, чтобы вступить в свет, в самом разгаре сезона, за Ольгой приехала няня, переодела ее в «собственное» платье и увезла на постоялый двор, где она остановилась.
Во
время рождественских праздников приезжал к отцу один из мировых судей. Он говорил, что в городе веселятся, что квартирующий там батальон доставляет жителям различные удовольствия, что
по зимам нанимается зал для собраний и бывают танцевальные вечера. Потом зашел разговор о каких-то пререканиях земства с исправником, о том, что земские недоимки совсем не взыскиваются, что даже жалованье членам управы и мировым судьям платить не из чего.
Но в то же
время и погода изменилась. На небе с утра до вечера ходили грузные облака; начинавшееся тепло, как бы
по мановению волшебства, исчезло; почти ежедневно шел мокрый снег, о котором говорили: молодой снег за старым пришел. Но и эта перемена не огорчила Ольгу, а, напротив, заняла ее. Все-таки дело идет к возрождению; тем или другим процессом, а природа берет свое.
Вечером ей стало невыносимо скучно в ожидании завтрашнего дня. Она одиноко сидела в той самой аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль пойти к Семигорову. Она дошла до самой его усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула в окно. Он некоторое
время ходил в волнении
по комнате, но потом сел к письменному столу и начал писать. Ей сделалось совестно своей нескромности, и она убежала.
И сама
по себе она полезна; в частности же,
по отношению к веяниям
времени, — составляла conditio sine qua non. [обязательное условие (лат.)]
По вечерам открылись занятия, собиралось до пяти-шести учеников. Ценою непрошеных кульков, напоминавших о подкупе, Анна Петровна совсем лишилась свободного
времени. Ни почитать, ни готовиться к занятиям следующего дня — некогда. К довершению ученики оказались тупы, требовали усиленного труда. Зато доносов на нее не было, и Дрозд, имевший частые сношения с городом, каждый месяц исправно привозил ей из управы жалованье. Сам староста,
по окончании церковной службы, поздравлял ее с праздником и хвалил.
Целое после-обеда после этого она была как в чаду, не знала, что с нею делается. И жутко и сладко ей было в одно и то же
время, но ничего ясного. Хаос переполнял все ее существо; она беспокойно ходила
по комнате, перебирала платья, вещи, не знала, что делать. Наконец, когда уже смерклось, от него пришел посланный и сказал, что Андрей Степаныч просит ее на чашку чая.
Людмила Михайловна тронулась. Обещала переговорить с содержательницей пансиона, которая в настоящее
время жила в деревне, нельзя ли устроить так, чтоб «виноватая» прожила у нее хоть без жалованья, в качестве простой прислуги, те критические месяцы,
по окончании которых должна была обнаружиться ее"вина".
Около этого
времени ее постигло горькое испытание: умерла старая директриса института. Горе едва не подавило ее, но она, как и
по случаю смерти тетки, вступила с ним в борьбу и вышла из нее с честью.
— Ур-р-раа! — раздалось
по зале, и все бросились целовать Краснова. И исцеловали его до такой степени, что он некоторое
время чувствовал, как будто щеки его покрылись ссадинами.
В главной больнице, бывшей до того
времени в ведении приказа общественного призрения, умывальники горели как жар. Краснов,
по очереди с специалистом Вилковым, ежедневно посещали больницу, пробовали пищу, принимали старое белье, строили новое, пополняли аптеку и проч. Губернатор, узнав о такой неутомимой их деятельности, призвал их и похвалил.
В то же
время, как газеты силились чем-то поделиться с читателями или,
по крайней мере, на что-нибудь намекнуть, Афанасий Аркадьич стрелою несся
по Невскому и нашептывал направо и налево сокровеннейшие тайны дипломатии.
Таким образом проходит день за днем жизнь Бодрецова, представляя собой самое широкое олицетворение публичности. Сознает ли он это? — наверное сказать не могу, но думаю, что сознает… бессознательно.
По крайней мере, когда я слышу, как он взваливает все беды настоящего
времени на публичность, то мне кажется, что он так и говорит: для чего нам публичность, коль скоро существует на свете Афанасий Аркадьич Бодрецов?
В новой одежде я не нуждался, но «починиваться», от
времени до
времени, все-таки приходилось, и Гришка довольно часто навещал меня и
по делу и без дела.
Питомец, поступавший на службу в департамент полиции исполнительной, живший на каких-нибудь злосчастных тысячу рублей и заказывавший платье у Клеменца, мог иметь очень мало общего с блестящим питомцем, одевавшимся у Сарра, мчавшимся
по Невскому на вороном рысаке и имевшим виды быть в непродолжительном
времени attache при посольстве в Париже.
Первое
время по выходе из заведения товарищи еще виделись, но жизнь неумолимо вступала в свои права и еще неумолимее стирала всякие следы пяти-шестилетнего сожительства.
Но главная его претензия — это быть джентльменом. Когда наступит
время, он уедет из Петербурга в"свое место"и будет служить
по выборам. Ибо только таким образом истинный джентльмен может оправдать свое призвание; только там, среди «своих», он самым делом покажет, что значит высоко держать «свое» знамя.
Правда, что некоторое
время по выходе из школы у него почти совсем не было «посторонних» знакомств, и потому со стороны не представлялось случая для сравнений и выводов.
Он любил быть «счастливым» — вот и все. Однажды прошел было слух, что он безнадежно влюбился в известную в то
время лоретку (так назывались тогдашние кокотки), обладание которой оказалось ему не
по средствам, но на мой вопрос об этом он очень резонно ответил...
Время было глухое, июнь в конце; «посторонние» друзья разъехались
по деревням и за границу.
Я говорил себе, что разлука будет полная, что о переписке нечего и думать, потому что вся сущность наших отношений замыкалась в личных свиданиях, и переписываться было не о чем; что ежели и мелькнет Крутицын на короткое
время опять в Петербурге, то не иначе, как
по делам «знамени», и вряд ли вспомнит обо мне, и что вообще вряд ли мы не в последний раз видим друг друга.
Даже половые встрепенулись и летали
по залам трактиров с сияющими лицами, довольные и счастливые, что наконец узы разорваны и наступило
время настоящей «вольной» работы.
— Ну, да, и пресса недурна. Что же! пускай бюрократы побеспокоятся. Вообще любопытное
время. Немножко, как будто, сумбуром отзывается, но… ничего! Я,
по крайней мере, не разделяю тех опасений, которые высказываются некоторыми из людей одного со мною лагеря. Нигде в Европе нет такой свободы, как в Англии, и между тем нигде не существует такого правильного течения жизни. Стало быть, и мы можем ждать, что когда-нибудь внезапно смешавшиеся элементы жизни разместятся
по своим местам.
Правда, что в каждой строке, им написанной, звучало убеждение, — так,
по крайней мере, ему казалось, — но убеждение это, привлекая к нему симпатии одних, в то же
время возбуждало ненависть в других.
Отделял ли в то
время Имярек государство от общества — он не помнит; но помнит, что подкладка, осевшая в нем вследствие недавних сновидений, не совсем еще была разорвана, что она оставила
по себе два существенных пункта: быть честным и поступать так, чтобы из этого выходила наибольшая сумма общего блага. А чтобы облегчить достижение этих задач на арене обязательной бюрократической деятельности, — явилась на помощь и целая своеобразная теория.