Неточные совпадения
Есть множество средств сделать человеческое существование постылым, но едва ли не самое верное из всех — это заставить человека посвятить себя культу самосохранения. Решившись на такой подвиг, надлежит победить в себе всякое буйство духа и признать свою жизнь низведенною на степень бесцельного мелькания на все то
время, покуда
будет длиться искус животолюбия.
Надо сказать правду, в России в наше
время очень редко можно встретить довольного человека (конечно, я разумею исключительно культурный класс, так как некультурным людям нет
времени быть недовольными).
Мне скажут, может
быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к лику недовольных; но ведь это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то же
время и пирог зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Нет, даже Колупаев с Разуваевым — и те недовольны. Они, конечно, понимают, что «жить ноне очень способно», но в то же
время не могут не тревожиться, что
есть тут что-то «необнакавенное», чудное, что, идя по этой покатости, можно, того гляди, и голову свернуть. И оба начинают просить «констинтунциев»… Нам чтоб «констинтунциев» дали, а толоконников чтоб к нам под начал определили 26, да чтоб за печатью: и ныне и присно и во веки веков.
Как я уже сказал выше, мне пришлось поместиться в одном спальном отделении с бесшабашными советниками. Натурально, мы некоторое
время дичились друг друга. Старики вполголоса переговаривались между собой и, тихо воркуя, сквернословили. Оба
были недовольны, оба ссылались на графа Михаила Николаевича и на графа Алексея Андреича, оба сетовали не то на произвол власти, не то на умаление ее — не поймешь, на что именно. Но что меня всего больше огорчило — оба искали спасения… в конституции!!
— Ваши превосходительства! позвольте вам доложить! Я сам
был много в этом отношении виноват и даже готов за вину свою пострадать, хотя, конечно, не до бесчувствия… Долгое
время я думал, что любовь к отечеству выше даже любви к начальственным предписаниям; но с тех пор как прочитал брошюры г. Цитовича 33, то вполне убедился, что это совсем не любовь к отечеству, а фанатизм, и, разумеется, поспешил исправиться от своих заблуждений.
— Может
быть! может
быть! — задумчиво молвил Дыба, — мне самому, по
временам, кажется, что иногда мы считаем человека заблуждающимся, а он между тем давно уже во всем принес оправдание и ожидает лишь случая, дабы запечатлеть… Как вы полагаете, ваше превосходительство? — обратился он к Удаву.
О, русский мальчик! может
быть, я скучноговорю, но лучше пусть
буду я говорить скучно, нежели вести веселый разговор и в то же
время чувствовать, что нахожусь под следствием и судом!
Мальчик в штанах. Отец мой сказывал, что он от своего дедушки слышал, будто в его
время здешнее начальство ужасно скверно ругалось. И все тогдашние немцы до того от этого загрубели, что и между собой стали скверными словами ругаться. Но это
было уж так давно, что и старики теперь ничего подобного не запомнят.
Ибо ежели в настоящую минуту еще можно сказать, что культурный человек является абсентеистом отчасти по собственной вине (недостаток мужества, терпения, знаний, привычка к роскоши и т. д.), то,
быть может, недалеко
время, когда он явится абсентеистом поневоле.
Прошу читателя извинить меня, что я так часто повторяю фразу о вывернутых назад руках. По-видимому, это самая употребительная и самая совершенная из всех форм исследования, допускаемых обитателями российских палестин в наше просвещенное
время. И я убежден, что всякий добросовестный урядник совершенно серьезно подтвердит, что если б этого метода исследования не существовало, то он
был бы в высшей степени затруднен в отправлении своих обязанностей.
Да и эта самая Альфонсинка, которую он собрался «изуродовать» и которая теперь, развалившись в коляске, летит по Невскому, — и она совсем не об том думает, как она
будет через час nocer [кутить] у Бореля, а об том, сколько еще нужно
времени, чтоб «отработаться» и потом удрать в Париж, где она начнет nocer уж взаправду, как истинно доброй и бравой кокотке надлежит…
Но как бы я ни
был мал и ничтожен, ведь и у меня
есть собственные делишки, которые требуют
времени и забот.
Нет, право, самое мудрое дело
было бы, если б держали героев взаперти, потому что это развязало бы простым людям руки и в то же
время дало бы возможность стране пользоваться плодами этих рук.
Нужно полагать, что это
было очень серьезное орудие государственной Немезиды, потому что оно отпускалось в количестве, не превышавшем 41-го удара, хотя опытный палач, как в то
время удостоверяли, мог с трех ударов заколотить человека насмерть.
Но прошло немного
времени, курс уголовщины не
был еще закончен, как вдруг, перед самыми экзаменами, кнут отрешили и заменили треххвостою плетью с соответствующим угобжением с точки зрения числа ударов.
Ведут ли населяющие их жители какую бы то ни
было самостоятельную жизнь и имеют ли свойственные всем земноводным постоянные занятия? пользуются ли благами общественности, то
есть держат ли, как в прочих местах, ухо востро, являются ли по начальству в мундирах для принесения поздравлений, фигурируют ли в процессах в качестве попустителей и укрывателей и затем уже, в свободное от явок
время, женятся, рождают детей и умирают, или же представляют собой изнуренный летнею беготнёю сброд, который, сосчитав барыши, погружается в спячку, с тем чтоб проснуться в начале апреля и начать приготовление к новой летней беготне?
И все
время мечется у ней перед глазами молодой бонапартист, который молит: ах, эта ножка! ужели вы
будете так бессердечны, что не дадите ее поцеловать!
Я сказал выше, что окрестности курорта почти всегда живописны, но число экскурсий вовсе не так велико, чтоб не
быть исчерпанным в самое короткое
время.
Однако ж старики в первое
время все-таки тянулись за так называемой избранной публикой, то
есть обедали не в час и не за табльдотом, а в шесть и a la carte, [по карточке, порционно] одевались в коротенькие клетчатые визитки, которые совершенно открывали их убогие оконечности, подсаживались к молодым бонапартистам и жаловались, что доктор не позволяет
пить шампанское, выслушивали гривуазные анекдоты и сами пытались рассказать что-то неуклюжее, засматривались на бонапартисток и при этом слюнявили переда своих рубашек и проч.
— И мыслей нынче нет — это его превосходительство верно заметил: нет нынче мыслей-с! — все больше и больше горячился Удав. — В наше
время настоящиемысли бывали, такие мысли, которые и обстановку имели, и излагаемы
быть могли. А нынче — экспромты пошли-с. Ни обстановки, ни изложения — одна середка. Откуда что взялось? держи! лови!
На первый взгляд, все это приметы настолько роковые (должно
быть, шкуры-то еще больше на убыль пошли!), что западный человек сразу решил: теперь самое
время объявить цену рублю — двугривенный.
Откровенно говоря, я думаю, что слова эти даже не представляют для западного человека интереса новизны. Несомненно, что и он в свое
время прошел сквозь все эти"слова", но только позабылих. И «неотносящиеся дела» у него
были, и «тоска»
была, и Тяпкин-Ляпкин, в качестве козла отпущения,
был, и многое другое, чем мы мним его удивить. Все
было, но все позабылось, сделалось ненужным…
Конечно, я заразился на самое короткое
время и теперь готов принести в том раскаяние, но ужасно подумать, как я
был опрометчив и даже несправедлив.
Первый из них, в свое
время,
был знаменит и, подобно прочим подвижникам русской земли, мечтал об увенчании здания; но, получив лишь скудное образование к кадетском корпусе, ни до чего не мог додуматься, что
было бы равносильно даже управе благочиния.
Тогда ради признано за благо:цензурное ведомство упразднить на вечные
времена, на место же оного учредить особливый благопопечительный о науках и искусствах комитет, возложив на таковый наблюдение, дабы в Российской империи быстрым разумом Невтонам без помехи процветать
было можно".
Оттого ли, что потухло у бюрократии воображение, или оттого, что развелось слишком много кафешантанов и нет
времени думать о деле; как бы то ни
было, но в бюрократическую практику мало-помалу начинают проникать прискорбные фельдъегерские предания.
Сознаюсь откровенно: я никак не могу понять, почему пререкания считаются в настоящее
время предосудительными. Пререкания в качестве элемента, содействующего правильному ходу административной машины, издавна
были у нас в употреблении, и я даже теперь знаю старых служак, которые не могут вспоминать об них иначе, как с умилением. Еще недавно Удав объяснял мне...
Тем не менее для меня не лишено, важности то обстоятельство, что в течение почти тридцатипятилетней литературной деятельности я ни разу не сидел в кутузке. Говорят, будто в древности такие случаи бывали, но в позднейшие
времена было многое, даже, можно сказать, все
было, а кутузки не
было. Как хотите, а нельзя не
быть за это признательным. Но не придется ли познакомиться с кутузкой теперь, когда литературу ожидает покровительство судов? — вот в чем вопрос.
Человек того
времени настолько прижился в атмосфере, насыщенной девизом «не твое дело», что подлинно ему ни до чего своегоне
было дела.
Но тогдашние
времена были те суровые, жестокие
времена, когда все, напоминающее о сознательности, представлялось не только нежелательным, но даже более опасным, нежели бедственные перипетии войны.
С окончанием войны пьяный угар прошел и наступило веселое похмелье конца пятидесятых годов. В это
время Париж уже перестал
быть светочем мира и сделался сокровищницей женских обнаженностей и съестных приманок. Нечего
было ждать оттуда, кроме модного покроя штанов, а следовательно, не об чем
было и вопрошать. Приходилось искать пищи около себя… И вот тогда-то именно и
было положено основание той"благородной тоске", о которой я столько раз упоминал в предыдущих очерках.
Многие в то
время не без основания называли Францию Макмагонией, то
есть страною капралов, стоящих на страже престол-отечества в ожидании Бурбона.
А в запасе еще музеи, галереи, сады, окрестности, которые тоже необходимо осмотреть, потому что, кроме того, что все это в высшей степени изящно, интересно и весело, но в то же
время и общедоступно, то
есть не обусловливается ни протекцией, ни изнурительным доставанием билетов через знакомых чиновников, их родственниц, содержанок и проч.
Но, наглядевшись вдоволь на уличную жизнь, непростительно
было бы не заглянуть и в ту мастерскую, в которой вершатся политические и административные судьбы Франции. Я выполнил это, впрочем, уже весной 1876 года. Палаты в то
время еще заседали в Версале, и на очереди стоял вопрос об амнистии 27.
Я
было думал, что если уж выработалось:"понеже амнистия
есть мера полезная"и т. д. — то, наверное, дальше
будет:"того ради, объявив оную, представить министру внутренних дел, без потери
времени"и т. д.
Но такой ораторской силы в настоящее
время в палате нет, да ежели бы она и
была, то вряд ли бы ей удалось прошибить толстомясых буржуа, которых нагнал в палату со всех концов Франции пресловутый scrutin d'arrondissements, [принцип выборов по округам] выдвинувший вперед исключительно местный элемент.
В то
время было принято называть Мак-Магона"честною шпагой"(кажется, Тьер первый окрестил его этим прозвищем), но многие к этому присовокупляли, что"честная шпага"
есть прозвище иносказательное, под которым следует разуметь очень-очень простодушного человека.
Сверх того, по поводу того же Мак-Магона и его свойств, в летучей французской литературе того
времени шел довольно оживленный спор: как следует понимать простоту 36 (опять-таки под псевдонимом «честной шпаги»), то
есть видеть ли в ней гарантию вроде, например, конституции или, напротив, ожидать от нее всяких угроз?
И так как в то
время о ватерклозетах и в помышлении ни у кого не
было, то понятно, что весь этот упитанный капустою люд оставлял свой след понемногу везде.
Далеко ли то
время, когда в московском трактире в коридор нельзя
было выйти, чтоб не воскликнуть: что это, братцы, у вас как будто того… чрезвычайное что-нибудь!
Знает ли он, что вот этот самый обрывок сосиски, который как-то совсем неожиданно вынырнул из-под груды загадочных мясных фигурок,
был вчера ночью обгрызен в Maison d'Or [«Золотом доме» (ночной ресторан)] генерал-майором Отчаянным в сообществе с la fille Kaoulla? знает ли он, что в это самое
время Юханцев, по сочувствию, стонал в Красноярске, а члены взаимного поземельного кредита восклицали: «Так вот она та пропасть, которая поглотила наши денежки!» Знает ли он, что вот этой самой рыбьей костью (на ней осталось чуть-чуть мясца) русский концессионер Губошлепов ковырял у себя в зубах, тщетно ожидая в кафе Риш ту же самую Кауллу и мысленно ропща: сколько тыщ уж эта шельма из меня вымотала, а все только одни разговоры разговаривает!
Граф случился в это
время в Париже и
был до глубины души скандализирован.
Однако ж и он не сразу удовлетворил буржуа (казался слишком трудным), так что романы его долгое
время пользовались гораздо большею известностью за границей (особенно в России), нежели во Франции."Ассомуар"[«Западня»]
был первым произведением, обратившим на Зола серьезное внимание его соотечественников, да и то едва ли не потому, что в нем на первом плане фигурируют представители тех «новых общественных наслоений»59, о близком нашествии которых, почти в то же самое
время, несколько рискованно возвещал сфинкс Гамбетта (Наполеон III любил, чтоб его называли сфинксом; Гамбетта — тоже) в одной из своих речей.
Альфред решается начать с груши и
ест ее, а тем
временем ему садится на нос муха.
— Пафнутьев-то! ах! да вы знаете ли, что я чуть
было одно
время с ума от него не сошел!.. Представьте себе: в Пинегу-с! 5 Каково вам это покажется… В Пи-негу-с.
— Вот-вот-вот.
Был я, как вам известно, старшим учителем латинского языка в гимназии — и вдруг это наболело во мне… Всё страсти да страсти видишь… Один пропал, другой исчез… Начитался, знаете, Тацита, да и задал детям, для перевода с русского на латинский, период:"
Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!"7
— Да-с, так вот сидим мы однажды с деточками в классе и переводим:"
время, нами переживаемое"… И вдруг — инспектор-с. Посидел, послушал. А я вот этой случайности-то и не предвидел-с. Только прихожу после урока домой, сел обедать — смотрю: пакет! Пожалуйте! Являюсь."Вы в Пинеге бывали?" — Не бывал-с. — "Так вот познакомьтесь". Я
было туда-сюда: за что? — "Так вы не знаете? Это мне нравится! Он… не знает! Стыдитесь, сударь! не увеличивайте вашей вины нераскаянностью!"
И в довершение всего,
есть для мужчин кокотки, вроде той, какую однажды выписал в Кашин 1-й гильдии купец Шомполов и об которой весь Кашин в свое
время говорил: ах, хороша стерьва!
Когда воображение потухло и мысль заскербла, когда новое не искушает и нет мерила для сравнений — какие же могут
быть препятствия, чтоб чувствовать себя везде, где угодно, матерым Краснохолмским обывателем. Одного только недостает (этого и за деньги не добудешь): становой квартиры из окна не видать — так это, по нынешнему
времени, даже лучше. До этого-то и краснохолмцы уж додумались, что становые только свет застят.