Еще недавно, перед самым отъездом моим в последний раз в Петербург, Дарья Ивановна, несмотря на распутицу,
прискакала ко мне из Ветлуги и уговаривала довериться ей.
— И поплачьте, Дмитрий Федорович, поплачьте! Это прекрасные чувства… вам предстоит такой путь! Слезы облегчат вас, потом возвратитесь и будете радоваться. Нарочно
прискачете ко мне из Сибири, чтобы со мной порадоваться…
Неточные совпадения
— Не придем, — ответил бродяга и хлестнул коня концом повода. Конек захрапел, взвился, но,
отскакав сажени три, Василий круто остановил его и опять нагнулся
ко мне.
— Так ты, мой люба (великий князь погладил его по голове, как наставник умного ученика), махни нынче же, сейчас, тихомолком в Верею… Скажем, захворал…
Скачи, гони, умори хоть десяток лошадей, а в живых заставай князя Михайлу Андреевича… как хочешь, заставай!.. Улести лаской, духовною речью, а если нужно, пугни… и привози
ко мне скорей душевную грамоту, передает-де великому князю московскому свою отчину, всю без остатка, на вечные времена, за ослушание сына.
Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в твои годы,
скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург,
ко всем министрам,
ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь!
— Вы очень пылки, Бельяр, — сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. — Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте
ко мне. — Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны
прискакал новый посланный с поля сражения. — Eh bien qu’est ce qu’il y a? [Ну, что еще?] — сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.