Неточные совпадения
"P. S. Многие из сверстников моих давно уже архиереями; я же вынужден взяться за плуг. А у нас, в Чухломе, и овес никогда
более как сам-третей
не родится!!"
Я вижу, что преступление, совершенное в минуту моей смерти,
не должно остаться бесследным. Теперь уже идет дело о другом,
более тяжелом преступлении, и кто знает, быть может, невдолге этот самый Андрей…
Не потребуется ли устранить и его,
как свидетеля и участника совершенных злодеяний? А там Кузьму, Ивана, Петра? Душа моя с негодованием отвращается от этого зрелища и спешит оставить кабинет Прокопа, чтобы направить полет свой в людскую.
Пускай себе превращается — это для меня все равно, тем
более что я и на двугривенный смотрю
не как на особенно ценную монету.
Но сторонники мысли о подкопах и задних мыслях идут еще далее и утверждают, что тут дело идет
не об одних окольных путях, но и о сближениях. Отказ от привилегий, говорят они, знаменует величие души, а величие души, в свою очередь, способствует забвению старых распрей и счетов и приводит к сближениям. И вот, дескать, когда мы сблизимся… Но, к сожалению, и это
не более,
как окольный путь, и притом до того уже окольный, что можно ходить по нем до скончания веков, все только ходить, а никак
не приходить.
А в чем же мы можем найти облегчение
более действительное,
как не в свободе от грамматики, этого старого, изжившего свой век пугала, которого в наш просвещенный век
не страшатся даже вороны и воробьи?"
Составленная из элементов самых разнообразных и никаким правилам
не подчиненных, она представляет для пенкоснимательства арену тем
более приличную, что на оную, в большинстве случаев, являются люди, неискушенные в науках, но одушевляемые единственно жаждой
как можно
более собрать пенок и продать их по 1 к. за строчку".
Объяснение. Газета"Истинный Российский Пенкосниматель"выражается по этому поводу так:"В сих затруднительных обстоятельствах литературе ничего
не остается
более,
как обличать городовых. Но пусть она помнит, что и эта обязанность
не легкая, и пусть станет на высоту своей задачи. Это единственный случай, когда она
не вправе идти ни на
какие сделки и, напротив того, должна выказать ту твердость и непреклонность, которую ей
не дано привести в действие по другим вопросам".
Мы
не верим
более Петербургу, ибо
какой же там русский дух?!
— И я полагаю, — продолжает все тот же Нескладин, — что нам ничего
более не остается,
как последовать этому благоразумному совету!
Мы очутились на улице вдвоем с Неуважай-Корыто. Воздух был влажен и еще
более неподвижен, нежели с вечера. Нева казалась окончательно погруженною в сон; городской шум стих, и лишь внезапный и быстро улетучивавшийся стук какого-нибудь запоздавшего экипажа напоминал, что город
не совсем вымер. Солнце едва показывалось из-за домовых крыш и разрисовывало причудливыми тенями лицо Неуважай-Корыто. Верхняя половина этого лица была ярко освещена, тогда
как нижняя часть утопала в тени.
Я уверен, что Неуважай-Корыто глубоко презирает и Менандра, и Нескладина, и всех остальных притворщиков. Притворство
не в его характере. Зачем притворяться живыми, когда мы мертвы и когда нет положения
более почтенного,
как положение мертвого человека? — так убеждает он своих сопенкоснимателей. И ежели он, за всем тем, якшается с ними, то потому только, что
как ни изловчаются они казаться живыми, все-таки
не могут
не быть мертвыми.
— Благодарю вас, я совершенно счастлив. Полтора года тому назад женился на Кате Одинцовой и уже имею сына. Поэтому получение места было для меня
как нельзя
более кстати. Знаете: хотя у нас и довольно обеспеченное состояние, но когда имеешь сына, то лишних тысяча рублей весьма
не вредит.
— Ну-с, господа! — сказал лжепрезус, — мы исполнили свой долг, вы свой. Но мы
не забываем, что вы такие же люди,
как и мы. Скажу
более: вы наши гости, и мы обязаны позаботиться, чтоб вам было
не совсем скучно. Теперь, за куском сочного ростбифа и за стаканом доброго вина, мы можем вполне беззаботно предаться беседе о тех самых проектах, за которые вы находитесь под судом. Человек! ужинать! и вдоволь шампанского!
Заняв во всех банках (вся Россия в то время была,
как тенетами, покрыта банками, так что ни одному зайцу
не было надежды проскочить,
не попав головой в одну из петель)
более миллиона рублей, он бежал за границу, но в Гамбурге был поймай в ту самую минуту,
как садился на отправлявшийся в Америку пароход, и теперь томится в остроге (присяжные заседатели видели в этом происшествии перст божий).
Чтоб сделать это
более ясным для читателя, я приведу здесь пример, который, впрочем, в строгом смысле, очень мало относится к настоящему делу. (Я знаю, что"относится", и притом самым близким образом, и все-таки пишу:
не относится. О, читатель! если б ты знал,
как совестно иногда литератору сознавать, что он литератор!)
— В бога, требующего теодицеи, — не могу верить. Предпочитаю веровать в природу, коя оправдания себе не требует, как доказано господином Дарвином. А господин Лейбниц, который пытался доказать, что-де бытие зла совершенно совместимо с бытием божиим и что, дескать, совместимость эта тоже совершенно и неопровержимо доказуется книгой Иова, — господин Лейбниц —
не более как чудачок немецкий. И прав не он, а Гейнрих Гейне, наименовав книгу Иова «Песнь песней скептицизма».
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте,
как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)
Не смею
более беспокоить своим присутствием.
Не будет ли
какого приказанья?
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и,
как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он
не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем
более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем
более он выиграет. Одет по моде.
В то время
как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них
более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки.
Не успели обыватели оглянуться,
как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник,
как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его
более омерзительным, надели на него сарафан (так
как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки
не стало.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами,
как по комнате распространился смрад. Но что всего
более ужасало его — так это горькая уверенность, что
не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.