Неточные совпадения
А он, по счастью, был на ту пору в уезде, на следствии, как раз
с Иваном Петровичем. Вот и дали мы им знать, что будут завтра у них их сиятельство, так имели бы это в предмете, потому что вот так и так, такие-то, мол, их сиятельство речи держит. Струсил наш заседатель, сконфузился так, что и желудком слабеть
начал.
Уже в
начале марта полились
с гор ручьи и прилетели грачи, чего и старожилы в Крутогорской губернии не запомнят.
Нередко также, среди весьма занимательного разговора
с наиостроумнейшим из крутогорских кавалеров,
с княжной вдруг делается нервный припадок, и она
начинает плакать.
Княжна любит детей. Часто она затевает детские вечеринки и от души занимается маленькими своими гостями. Иногда случается ей посадить себе на колени какого-нибудь туземного малютку; долго она нянчится
с ним, целует и ласкает его; потом как будто задумается, и вдруг
начнет целовать, но как-то болезненно, томительно. «Ишь как ее разобрало! — глубокомысленно замечают крутогорцы, — надо, ох, надо Антигоне мужа!»
С двадцатипятилетнего возраста, то есть
с того времени, как мысль о наслаждениях жизни оказалась крайне сомнительною, княжна
начала уже думать о гордом страдании и мысленно создавала для себя среди вечно волнующегося океана жизни неприступную скалу,
с вершины которой она, „непризнанная“,
с улыбкой горечи и презрения смотрела бы на мелочную суетливость людей.
Княжна
с ужасом должна сознаться, что тут существуют какие-то смутные расчеты, что она сама до такой степени embourbée, что даже это странное сборище людей, на которое всякая порядочная женщина должна смотреть совершенно бесстрастными глазами, перестает быть безразличным сбродом, и напротив того, в нем выясняются для нее совершенно определительные фигуры, между которыми она
начинает уже различать красивых от уродов, глупых от умных, как будто не все они одни и те же — о, mon Dieu, mon Dieu! [о, боже мой, боже мой! (франц.)]
Нет, она подходит к какой-нибудь Анфисе Петровне и издалека
начинает с ней следующего рода разговор...
— А корету важную изладили, Иван Онуфрич! —
начинает опять Демьяныч,
с природной своей сметливостью догадавшися, что положение Хрептюгина неловко.
Халатов и Боченков закуривают сигары; Хрептюгин,
с своей стороны, также вынимает сигару, завернутую в лубок — столь она драгоценна! —
с надписью: bayadère, [баядерка (франц.).] и, испросив у дам позволения (как это завсегда делается
с благородных опчествах),
начинает пускать самые миниатюрные кольца дыма.
Анфиса Ивановна тоже не желали такую партию для дитяти своего упустить, и
начали меня попрекать всем-с: даже куски, которые я в пять лет съела, и те, кажется, пересчитали!
И ведь все-то он этак! Там ошибка какая ни на есть выдет: справка неполна, или законов нет приличных — ругают тебя, ругают, — кажется, и жизни не рад; а он туда же, в отделение из присутствия выдет да тоже
начнет тебе надоедать: «Вот, говорит, всё-то вы меня под неприятности подводите». Даже тошно смотреть на него. А станешь ему,
с досады, говорить: что же, мол, вы сами-то, Яков Астафьич, не смотрите? — «Да где уж мне! — говорит, — я, говорит, человек старый, слабый!» Вот и поди
с ним!
С короля козырять
начнет, а у партенера туз-от бланк — вот и взъестся на него партнер, особливо если Порфирий Петрович.
«Вы, говорит, ваше превосходительство, в карты лапти изволите плесть; где ж это видано, чтоб
с короля козырять, когда у меня туз один!» А он только ежится да приговаривает: «А почем же я знал!» А что тут «почем знал», когда всякому видимо, как Порфирий Петрович
с самого
начала покрякивал в знак одиночества…
— Да точно так-с. Теперь конец месяца, а сами вы изволите помнить, что его высокородие еще в прошлом месяце пытал меня бранить за то, что у меня много бумаг к отчетности остается, да посулил еще из службы за это выгнать. Ну, а если мы эту бумагу
начнем разрешать, так разрешим ее не раньше следующего месяца, а дополнительных-то сведений потребуешь, так хоть и не разрешена она досконально, а все как будто исполнена: его высокородие и останутся довольны.
— "Да помилуй, ваше благородие, ведь
с меньшим-то числом работников экова дела и
начинать нельзя!"
Второе дело, совсем не
с того конца
начинаете.
Повторяю вам, вы очень ошибаетесь, если думаете, что вот я призову мужика, да так и
начну его собственными руками обдирать… фи! Вы забыли, что от него там бог знает чем пахнет… да и не хочу я совсем давать себе этот труд. Я просто призываю писаря или там другого, et je lui dis:"Mon cher, tu me dois tant et tant", [и я ему говорю «Дорогой мой, ты мне должен столько то и столько то» (франц.).] — ну, и дело
с концом. Как уж он там делает — это до меня не относится.
А впрочем, знаете ли, и меня
начинает уж утомлять мое собственное озлобление; я чувствую, что в груди у меня делается что-то неладное: то будто удушье схватит, то
начнет что-то покалывать, словно буравом сверлит… Как вы думаете, доживу ли я до лета или же, вместе
с зимними оковами реки Крутогорки, тронется, почуяв весеннее тепло, и душа моя?.."
— Теперь я буду продолжать
с вами прерванный разговор, — продолжал он, когда мальчик ушел, — вы
начали, кажется,
с вопроса, учился ли я чему-нибудь, и я отвечал вам, что, точно, был в выучке.
Самый ли процесс жизни нас умаивает, или обстоятельства порастрясут дорогой кости, только сердце вдруг оказывается такое дрябленькое, такое робконькое, что как
начнешь самому о себе откровенно докладывать, так и показывается на щеках, ни
с того ни
с сего, девический румянец…
— Еще бы он не был любезен! он знает, что у меня горло есть… а удивительное это, право, дело! — обратился он ко мне, — посмотришь на него — ну, человек, да и все тут! И говорить
начнет — тоже целые потоки изливает: и складно, и грамматических ошибок нет! Только, брат, бесцветность какая, пресность, благонамеренность!.. Ну, не могу я! так, знаешь, и подымаются руки, чтоб
с лица земли его стереть… А женщинам нравиться может!.. Да я, впрочем, всегда спать ухожу, когда он к нам приезжает.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая
с дивана и
начиная ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба то, что она дала мне, а за всем тем, все-таки… я свинья, брат, я гнусен
с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
Начнешь этак иногда сам
с собой разговаривать, так даже во рту скверно делается: как ни повернешь делом, а все выходит, что только чужой век заедаешь.
— Нет-с, Павел Петрович, положил-с, это именно как пред богом, — положил-с, — это верно-с. Только вот приходит теперь двенадцатый год к концу… мне бы, то есть, пользу бы
начать получать, ан тут торги новые назначают-с. Так мне бы, ваше высокоблагородие, желательно, чтоб без торгов ее как-нибудь…
Принесли водки; Лузгин
начал как-то мрачно осушать рюмку за рюмкой; даже Кречетов, который должен был привыкнуть к подобного рода сценам, смотрел на него
с тайным страхом.
Если немногие, вследствие этих разговоров, получают положительный вкус к науке, зато очень многие делаются дилетантами, и до глубокой старости стоят за просвещение и за comme il faut, которое они впоследствии
начинают не шутя смешивать
с просвещением.
С одной стороны, не подлежало сомнению, что в душе его укоренились те общие и несколько темные
начала, которые заставляют человека
с уважением смотреть на всякий подвиг добра и истины, на всякое стремление к общему благу.
В это самое время мой камердинер шепнул мне на ухо, что меня дожидается в передней полицеймейстер. Хотя я имел душу и сердце всегда открытыми, а следовательно, не знал за собой никаких провинностей, которые давали бы повод к знакомству
с полицейскими властями, однако ж встревожился таинственностью приемов, употребленных в настоящем случае, тем более что Горехвастов внезапно побледнел и
начал дрожать.
С тем я и ушел. Много я слез через эту бабу пролил! И Христос ее знает, что на нее нашло! Знаю я сам, что она совсем не такая была, какою передо мной прикинулась; однако и денег ей сулил, и извести божился — нет, да и все тут. А не то возьмет да дразнить
начнет:"Смотри, говорит, мне лесничий намеднись платочек подарил!"
— Да как же тут свяжешься
с эким каверзником? — заметил смотритель, — вот намеднись приезжал к нам ревизор, только раз его в щеку щелкнул, да и то полегоньку, — так он себе и рожу-то всю раскровавил, и духовника потребовал:"Умираю, говорит, убил ревизор!" — да и все тут. Так господин-то ревизор и не рады были, что дали рукам волю… даже побледнели все и прощенья просить
начали — так испужались! А тоже, как шли сюда, похвалялись: я, мол, его усмирю! Нет,
с ним свяжись…
Ну, и подлинно повенчали нас в церкви; оно, конечно, поп посолонь венчал — так у нас и уговор был — а все-таки я свое
начало исполнил: воротился домой, семь земных поклонов положил и прощенья у всех испросил: «Простите, мол, святии отцы и братья, яко по нужде аз грешный в еретической церкви повенчался». [Там же. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] Были тут наши старцы; они
с меня духом этот грех сняли.
И подлинно, только
начал я силами владеть, не сказал никому ни слова, взял
с собою часослов древний да тулупчик и скрылся из дому, словно тать ночью.
Напоследях и в нем порча заводиться
начала, потому что стали там проходить возы
с товарами на Вочевскую пристань: [Устьвочевская пристань (Вологодской губернии) находится в верховьях Северной Кельтмы, впадающей в Вычегду.
Встретила меня сама мать игуменья, встретила
с честью, под образа посадила:"Побеседуем", — говорит. Женщина она была из себя высокая, сановитая и взгляд имела суровый: что мудреного, что она мужикам за генеральскую дочь почудилась?
Начал я
с ней говорить, что не дело она заводит, стал Асафа-старика поминать. Только слушала она меня, слушала, дала все выговорить, да словно головой потом покачала.
Таким образом можно, например, направить речь издалека о собственных делах Мавры Кузьмовны, поприласкать ее (посадить),
начать слегка соболезновать и вообще"беседовать разумно", сбросив
с себя всякую официяльность и пригнув себя к одному уровню
с почтенною старухой.
Но мы были не одни; кроме лиц, которые скрылись за перегородкой, в комнате находился еще человек в длиннополом узком кафтане,
с длинными светло-русыми волосами на голове, собранными в косичку. При появлении моем он встал и, вынув из-за пояса гребенку, подошел пошатываясь к зеркалу и
начал чесать свои туго связанные волосы.
Мавра Кузьмовна побледнела. Сцена эта видимо ее беспокоила
с самого
начала; но при таком неожиданном окончании она до такой степени смутилась, что как будто бы совершенно позабыла обо мне.
Время, предшествующее
началу следствия, самое тягостное для следователя. Если план следствия хорошо составлен, вопросы обдуманы, то нетерпение следователя растет, можно сказать,
с каждою минутой. Все мыслящие силы его до такой степени поглощены предметом следствия, что самая малейшая помеха выводит его из себя и заставляет горячиться и делать тысячу промахов в то самое время, когда всего нужнее хладнокровие и расчет.
Ну, это точно, что мы тогда
с ним условие сделали, чтобы она у меня под
началом выпросталась…
Но Половников разгорячился и
с своей стороны встал со стула и
начал наступать на нее.
Шевельнется, например, ни
с того ни
с сего в сердце совесть, взбунтуется следом за нею рассудок, который
начнет, целым рядом самых строгих силлогизмов, доказывать, как дважды два — четыре, что будь следователь сам на месте обвиняемого, то… и так далее.
И однако ж, несмотря на восклицание его превосходительства, результаты моего идеального обращения
с обвиненным субъектом оказывались иногда поразительные, Случалось, что закоснелый преступник вдруг зальется слезами и
начнет рыдать, но так болезненно, сосредоточенно, что и мне все сердце изорвет своими рыданиями…
С другой стороны, случалось мне нередко достигать и таких результатов, что, разговаривая и убеждая, зарапортуешься до того, что
начнешь уверять обвиненного, что я тут ничего, что я тут так, что я совсем не виноват в том, что мне, а не другому поручили следствие, что я, собственно говоря, его друг, а не гонитель, что если… и остановишься только в то время, когда увидишь вытаращенные на тебя глаза преступника, нисколько не сомневающегося, что следователь или хитрейшая бестия в подлунной, или окончательно спятил
с ума.
Между тем спускаются на землю сумерки, и сверху
начинает падать снег. Снег этот тает на моем лице и образует водные потоки, которые самым неприятным образом ползут мне за галстук. Сверх того,
с некоторого времени начинаются ухабы, которые окончательно расстраивают мой дорожный туалет.