Но он молился не потому, что
любил Бога и надеялся посредством молитвы войти в общение с ним, а потому, что боялся черта и надеялся, что Бог избавит его от лукавого.
Неточные совпадения
— Да, да, да… раненько бы! раненько! Ведь я, маменька, хоть и бодрюсь, а в душе тоже… очень-очень об брате скорблю! Не
любил меня брат, крепко не
любил, — может, за это
Бог и посылает ему!
— Я, маменька, давно позабыл! Я только к слову говорю: не
любил меня брат, а за что — не знаю! Уж я ли, кажется… и так и сяк, и прямо и стороной, и «голубчик» и «братец» — пятится от меня, да и шабаш! Ан Бог-то взял да невидимо к своему пределу и приурочил!
— Желаю! от души брату желаю! Не
любил он меня, а я — желаю! Я всем добра желаю! и ненавидящим и обидящим — всем! Несправедлив он был ко мне — вот
Бог болезнь ему послал, не я, а
Бог! А много он, маменька, страдает?
— Ну-ну-ну! успокойся! уйду! Знаю, что ты меня не
любишь… стыдно, мой друг, очень стыдно родного брата не
любить! Вот я так тебя
люблю! И детям всегда говорю: хоть брат Павел и виноват передо мной, а я его все-таки
люблю! Так ты, значит, не делал распоряжений — и прекрасно, мой друг! Бывает, впрочем, иногда, что и при жизни капитал растащат, особенно кто без родных, один… ну да уж я поприсмотрю… А? что? надоел я тебе? Ну, ну, так и быть, уйду! Дай только
Богу помолюсь!
— Ну, вот за это спасибо! И
Бог тебя, милый дружок, будет
любить за то, что мать на старости лет покоишь да холишь. По крайности, приеду ужо в Погорелку — не скучно будет. Всегда я икорку
любила, — вот и теперь, по милости твоей полакомлюсь!
Иудушка хотя и
любил своего
Бога паче всего, но это не мешало ему иметь вкус к красивым, а в особенности к крупным женщинам.
— Что ж делать!
Любите или не
любите, а что сделано, того не переделаешь. Ведь, по-вашему, и тут
Бог!
— Я, маменька, не сержусь, я только по справедливости сужу… что правда, то правда — терпеть не могу лжи! с правдой родился, с правдой жил, с правдой и умру! Правду и
Бог любит, да и нам велит
любить. Вот хоть бы про Погорелку; всегда скажу, много, ах, как много денег вы извели на устройство ее.
— Ежели ты об сестрице так убиваешься — так и это грех! — продолжал между тем поучать Иудушка, — потому что хотя и похвально
любить сестриц и братцев, однако, если
Богу угодно одного из них или даже и нескольких призвать к себе…
Что-то не понравилось ему в наружности священника, в обстановке; но только он воротился и вдруг сказал с тихою улыбкою: «Друзья мои, я очень
люблю Бога, но — я к этому не способен».
Неточные совпадения
— Анна, ради
Бога не говори так, — сказал он кротко. — Может быть, я ошибаюсь, но поверь, что то, что я говорю, я говорю столько же за себя, как и за тебя. Я муж твой и
люблю тебя.
— Передайте вашей жене, что я
люблю ее как прежде, и что если она не может простить мне мое положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави ее
Бог.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она
любит Анну как сестру,
любит тебя, и она удивительная женщина. Ради
Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
«Боже мой, как светло! Это страшно, но я
люблю видеть его лицо и
люблю этот фантастический свет… Муж! ах, да… Ну, и слава
Богу, что с ним всё кончено».
— Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось
Бог даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и всё в доме навынтараты пошло. Детей, сударь, пожалеть надо. Повинитесь, сударь. Что делать!
Люби кататься…