Неточные совпадения
А у соседнего домика смех и визг. На самой улице девочки играют в горелки, несутся взапуски, ловят друг друга. На крыльце
сидят мужчина и женщина, должно
быть, отец и мать семейства.
— Это так; но ведь и кабатчики нынче стараются действовать «по-благородному».
Сидят в тени, чай
пьют, варенье варят, да тут же между отдыхом и мужичков обсчитывают.
Стою, это, в дверях и вижу только одно: что у них
сидит наш крестьянин Лука Прохоров, по замечанию моему, самый то
есть злейший бунтовщик.
— Позволю себе спросить вас: ежели бы теперича они не злоумышляли, зачем же им
было бы опасаться, что их подслушают? Теперича, к примеру, если вы, или я, или господин капитан…
сидим мы, значит, разговариваем… И как у нас злых помышлений нет, то неужели мы станем опасаться, что нас подслушают! Да милости просим! Сердце у нас чистое, помыслов нет — хоть до завтрева слушайте!
Посетители
сидят, чай
пьют, все, можно сказать, в умилении, а он как вошел в фуражке, так и шмыгнул наверх-с!
Другой весь век на одном месте
сидит, и никто его не замечает: все равно, что он
есть, что его нет.
Сидит он скромно,
пьет не торопко, блюдечко с чаем всей пятерней держит.
— Башка, брат, у тебя, Осип Иваныч! Не здесь бы, не в захолустье бы тебе
сидеть! Министром бы тебе
быть надо!
Осип Иваныч умолк на минуту и окинул нас взглядом. Я
сидел съежившись и как бы сознаваясь в какой-то вине; Николай Осипыч, как говорится,
ел родителя глазами. По-видимому, это поощрило Дерунова. Он сложил обе руки на животе и глубокомысленно вертел одним большим пальцем вокруг другого.
— Христос с вами! Да вы слыхали ли про Бородавкина-то! Он ведь два раза невинно падшим объявлялся! Два раза в остроге
сидел и всякий раз чист выходил! На-тко! нашли кого обмануть! Да его и пунштом-то для того только
поят, чтобы он не слишком уж лют
был!
Когда мы вошли (
было около двух часов утра), то глазам нашим представилась следующая картина: Марья Потапьевна, в прелестнейшем дезабилье из какой-то неслыханно дорогой материи, лежала с ножками на кушетке и играла кистями своего пеньюара; кругом на стульях
сидело четверо военных и один штатский.
Грека-то видите, что возле генерала
сидит? — он собственно воротило и
есть, а генерал не сам по себе, а на содержании у грека живет.
Там уже
сидел другой губернатор, из молодых ранний, но архиерей
был прежний.
При крепостном-то праве мы словно в тюрьме
сидели и каки-таки
были у нас добродетели — никому о том
было не ведомо.
Весьма натурально, что,
будучи от природы нетерпелива и не видя конца речи, Марья Петровна выходила наконец из себя и готова
была выкусить язык этому"подлецу Сеньке", который прехладнокровно
сидел перед нею и размазывал цветы своего красноречия.
Митенька
сидит и хмурит брови. Он спрашивает себя: куда он попал? Он без ужаса не может себе представить, что сказала бы княгиня, если б видела всю эту обстановку? и дает себе слово уехать из родительского дома, как только
будут соблюдены необходимые приличия. Марья Петровна видит это дурное расположение Митеньки и принимает меры к прекращению неприятного разговора.
Я
сидел у растворенного окна, смотрел на полную луну и мечтал. Сначала мои мысли
были обращены к ней,но мало-помалу они приняли серьезное направление. Мне живо представилось, что мы идем походом и что где-то, из-за леса, показался неприятель. Я, по обыкновению, гарцую на коне, впереди полка, и даю сигнал к атаке. Тррах!.. ружейные выстрелы, крики, стоны, «руби!», «коли!». Et, ma foi! [И, честное слово! (франц.)] через пять минут от неприятеля осталась одна окрошка!
— Нынче слободно! — излагает другой гость, — нынче батюшка царь всем волю дал! Нынче, коли ты хочешь
сидеть —
сиди! И ты
сиди, и мужик
сиди — всем
сидеть дозволено! То
есть, чтобы никому… чтобы ни-ни…
сиди, значит, и оглядывайся… Вот как царь-батюшка повелел!
Наконец пришли доложить, что подано кушать. Признаюсь, проголодавшись после трехдневного поста, я
был очень рад настоящим образом пообедать. За столом
было довольно шумно, и дети, по-видимому, не особенно стеснялись, кроме, впрочем, Короната, который
сидел, надувшись, рядом с Анной Ивановной и во все время ни слова не вымолвил.
— Всенепременно-с, ежели такая ваша милость
будет. Я, сударыня, вчера утром фонтанель на обеих руках открыл, так боюсь: дорогой-то в шубе
сидишь, как бы не разбередить.
Тем не менее она усадила меня на диван перед неизбежным овальным столом, по бокам которого, по преданию всех старинных помещичьих домов,
были симметрически поставлены кресла; усадивши, обеспокоилась, достаточно ли покойно мне
сидеть, подложила мне под руку подушку и даже выдвинула из-под дивана скамейку и заставила меня положить на нее ноги.
— Поздно, друг мой; в Покров мне уж сорок три
будет. Я вот в шесть часов вставать привыкла, а у вас, в Петербурге, и извозчики раньше девяти не выезжают. Что ж я с своею привычкой-то делать
буду?
сидеть да глазами хлопать! Нет уж! надо и здесь кому-нибудь хлопотать: дети ведь у меня. Ах, детки, детки!
— Тут и нет кощунства. Я хочу сказать только, что если ты вмешиваешь бога в свои дела, то тебе следует
сидеть смирно и дожидаться результатов этого вмешательства. Но все это, впрочем, к делу не относится, и, право, мы сделаем лучше, если возвратимся к прерванному разговору. Скажи, пожалуйста, с чего тебе пришла в голову идея, что Коронат непременно должен
быть юристом?
Одета она
была слишком неряшливо для «молодой», и я без труда счел несколько пятен на ее платье, которое вообще чересчур уж широко
сидело на ней.
Нонночка грохотала, и весь синклит вторил ей, кроме, впрочем, Машеньки, которая
сидела, уткнувшись в тарелку, и Добрецова, который
был серьезно-печален, словно страдал гражданским недугом.
— Просто курам на смех! — негодовал он, — не патриархом ему
быть, а в шалаше
сидеть да горох стеречь!
И вот через месяц он уже
сидел на проигранном месте,
сидел плотно и поселял своим видом уныние во всех сердцах, которым дороги
были достоинство и блеск губернии.
При этом известии обыкновенно наступала минута сосредоточенного молчания. Слово «набор» жужжало по зале, и глаза всех присутствующих инстинктивно устремлялись к столу, где
сидели за вистом председатель казенной палаты и советник ревизского отделения и делали вид, что ничего не слышат. Но всем понятно
было, что они не только слышат, но и мотают себе на ус. А прозорливый Погудин даже прозревал весь внутренний процесс, который происходил в это время в советнике ревизского отделения.
И действительно, трудно даже представить себе, до какой степени он вдруг изменился, вырос, похорошел. Многим показалось даже, что он
сидит на коне и гарцует, хотя в действительности никакого коня под ним не
было. Он окинул нас взором, потом на минуту сосредоточился, потом раза с два раскрыл рот и… заговорил. Не засвистал, не замычал, а именно заговорил.
— Насмотрелся-таки я на ихнюю свободу, и в ресторанах побывал, и в театрах везде
был, даже в палату депутатов однажды пробрался — никакой свободы нет! В ресторан коли ты до пяти часов пришел, ни за что тебе обедать не подадут! после восьми — тоже! Обедай между пятью и восемью! В театр взял билет — так уж не прогневайся! ни шевельнуться, ни ноги протянуть —
сиди, как приговоренный! Во время представления — жара, в антрактах — сквозной ветер. Свобода!
Но на деле никаких голосов не
было. Напротив того, во время минутного переезда через черту, отделяющую Россию от Германии, мы все как будто остепенились. Даже дамы, которые в Эйдкунене пересели в наше отделение, чтобы предстать на Страшный суд в сопровождении своих мужей, даже и они
сидели смирно и, как мне показалось, шептали губами обычную короткую молитву культурных людей:"Пронеси, господи!"