Неточные совпадения
— «Что же, говорю, Василий Порфирыч, условие так условие, мы от условиев
не прочь: писывали!» Вот он и сочинил, братец, условие,
прочитал, растолковал; одно слово, все как следует.
Читая вас, кажется, что вы на все эти «признаки времени»
не шутя прогневаны.
Благородные твои чувства, в письме выраженные, очень меня утешили, а сестрица Анюта даже прослезилась,
читая философические твои размышления насчет человеческой закоренелости. Сохрани этот пламень, мой друг! сохрани его навсегда. Это единственная наша отрада в жизни, где, как тебе известно, все мы странники, и ни один волос с головы нашей
не упадет без воли того, который заранее все знает и определяет!
Читаем мы вечером «житие», только он вдруг на одном месте остановил нас:"Сестрицы! говорит, если я, по старой привычке, скощунствую, так вы меня, Христа ради, простите!"И скощунствовал-таки,
не удержался.
И признаюсь откровенно: когда то место в письме твоем
прочитала, где ты своему благодетелю предложил ужасных этих злодеев называть
не злоумышленниками, а заблуждающимися, то весьма была сим офраппирована.
Братец Григорий Николаич такой нынче истинный христианин сделался, что мы смотреть на него без слез
не можем. Ни рукой, ни ногой пошевелить
не может, и что говорит —
не разберем. И ему мы твое письмо
прочитали, думая, что, при недугах, оное его утешит, однако он, выслушав, только глаза шире обыкновенного раскрыл.
Никогда, даже когда была молода, ни одного романа с таким интересом
не читывала, с каким
прочла последнее твое письмо. Да, мой друг! мрачны, ах, как мрачны те ущелия, в которых, лишенная христианской поддержки, душа человеческая преступные свои ковы строит!
Разве они
не могли
читать «Труды» каждый в своей квартире?
— Неизвестно-с. И за что — никто
не знает. Сказывали, этта, будто господин становой писал. Ни с кем будто
не знакомится, книжки
читает, дома по вечерам сидит…
— Поступков
не было. И становой, сказывают, писал: поступков, говорит, нет, а ни с кем
не знакомится, книжки
читает… так и ожидали, что увезут! Однако ответ от вышнего начальства вышел: дожидаться поступков. Да барин-то сам догадался, что нынче с становым шутка плохая: сел на машину — и айда в Петербург-с!
— Главная причина, — продолжал он, — коли-ежели без пользы
читать, так от чтениев даже для рассудка
не без ущерба бывает. День человек
читает, другой
читает — смотришь, по времени и мечтать начнет. И возмечтает неявленная и неудобьглаголемая. Отобьется от дела, почтение к старшим потеряет, начнет сквернословить. Вот его в ту пору сцарапают, раба божьего, — и на цугундер. Веди себя благородно,
не мути, унылости на других
не наводи. Так ли по-твоему, сударь?
За что? по какому резону? что случилось? — никому
не известно! Известно только, что"в гости
не ходил"и"книжки
читал"…
Очевидно, тут есть недоразумение, в существования которого много виноват т — ский исправник. Он призвал к себе подведомственных ему куроедов и сказал им:"Вы отвечаете мне, что в ваших участках тихо будет!"Но при этом
не разъяснил, что
читать книжки,
не ходить в гости и вообще вести уединенную жизнь — вовсе
не противоречит общепринятому понятию о"тишине".
— Теперь, брат,
не то, что прежде! — говорили одни приезжие, — прежде, бывало, живешь ты в деревне, и никому нет дела, в потолок ли ты плюешь, химией ли занимаешься, или Поль де Кока
читаешь! А нынче, брат, ау! Химию-то изволь побоку, а
читай Поль де Кока, да ещё так
читай, чтобы все твои домочадцы знали, что ты именно Поль де Кока, а
не"Общепонятную физику"Писаревского
читаешь!
Прочитав это письмо, генерал окончательно поник головой. Он даже по комнатам бродить перестал, а сидел,
не вставаючи, в большом кресле и дремал. Антошка очень хорошо понял, что письмо Петеньки произвело аффект, и сделался еще мягче, раболепнее. Евпраксея, с своей стороны, прекратила неприступность. Все люди начали ходить на цыпочках, смотрели в глаза, старались угадать желания.
Нет, ты
не жил, а только уберегался от жизни да поученья себе
читал.
А так как, с другой стороны, я достоверно знаю, что все они кончались словами: вменить начальникам губерний в обязанностьи т. д., то, положив руку на сердце, я с уверенностью могу сказать, что содержание их мне заранее известно до точности, а следовательно, и
читать их особенной надобности для меня
не настоит.
То видится ему, что маменька призывает его и говорит:"Слушай ты меня, друг мой сердечный, Сенечка! лета мои преклонные, да и здоровье
не то, что было прежде…"и в заключение
читает ему завещание свое,
читает без пропусков (
не так, как Митеньке:"там, дескать, известные формальности"), а сплошь, начиная с во имяи кончая «здравым умом и твердою памятью», и по завещанию этому оказывается, что ему, Сенечке, предоставляется сельцо Дятлово с деревнею Околицей и село Нагорное с деревнями, а всего тысяча сорок две души…
И представь себе, Butor имел низость перехватить это письмо и
прочитать его. С тех пор он
не иначе зовет меня, как"pauvre cher ange incompris". И все это — в присутствии Филатки. Так что даже те немногие бедные радости, которые мне остались, — и те становятся для меня источником досад и нравственных истязаний!
Я
не могу описать тебе, мой друг, что я почувствовала, когда
прочла это известие. С'etait comme une revelation. [Это было словно откровение (франц.)] Помнишь, я писала тебе, что предчувствую катастрофу… et bien, la-voici! [и вот она! (франц.)] Я заперлась в своей комнате и целый час, каждую минуту повторяла одно и то же: «Базен бежал! Базен бежал!» И потом: «Рюль… Рюль… Рюль…»
До сих пор я
читал седьмую заповедь так:"
Не прелюбодействуй!"Но вы с матерью и сим недовольны, а новую заповедь выдумали:"
Не перепрелюбодействуй!"Вы простому прелюбодейству
не можете остаться верными, но даже в самый разгар оного о том всечасно помышляете, как бы новое учинить!
Современникам, конечно,
не всегда приятны ихние стрелы были, а теперь, по прошествии времени, даже в средних учебных заведениях
читать не возбраняется.
— А мы вас
читаем! — сказал он, бросая на меня взгляд, в котором, однако, виднелась оговорка, что он
не вполне-таки одобряет и со многим согласиться
не может.
— Скажите на милость — так вот у вас поп какой. Нет, у нас попик — ничего, чистенький. Всё «Труды» какие-то
читает! Зато, может быть, ваш малым довольствуется, а наш за свадьбы больно дорого берет! Ни на что
не похоже. Вот я земскому-то деятелю жаловалась:"Хоть бы вы, земство, за неимущих вступились!"
Эта бумага была плодом заветнейших замыслов Плешивцева. Он писал ее по секрету и по секрету же сообщил об ней лишь одному мне.
Читая ее, он говорил:"Я здесь — Плешивцев! понимаешь? Плешивцев, а
не чиновник!"И затем представив свою работу князю Ивану Семенычу, он даже несколько побаивался за ее судьбу.
—
Не пройдет! нечего и думать! — шепнул мне Плешивцев еще утром, как только
прочитал газетное известие.
Начальство
читало эти записки и думало:"Вот оно! отовсюду одно и то же пишут!" — нимало
не подозревая, что оно, так сказать, занималось перепиской само с собою, то есть само себе посылало руководящие предписания и само от себя же получало соответствующие своим желаниям донесения.
Таким образом, он
прочитал мне целый ряд «записок», в которых, с государственной точки зрения, мужик выказывался опутанным такою сетью всевозможных опасностей, что если б из тех же «записок»
не явствовало, что, в лице моего собеседника, мужик всегда найдет себе верную и скорую помощь, а следовательно, до конца погибнуть
не может, то мне сделалось бы страшно.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (
Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и
прочитать:
не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Городничий (
читает).«Как сивый мерин».
Не может быть! вы это сами написали.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому
читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но
не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому
не учите, это я делаю
не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем
прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!