Неточные совпадения
— Вспомни тот день,
как Петрушка пьян
был и не
поспел тебя одеть.
Не успел я войти в почтовую избу,
как услышал на улице звук почтового колокольчика, и чрез несколько минут вошел в избу приятель мой Ч… Я его оставил в Петербурге, и он намерения не имел оттуда выехать так скоро. Особливое происшествие побудило человека нраву крутого,
как то
был мой приятель, удалиться из Петербурга, и вот что он мне рассказал.
— Ты
был уже готов к отъезду,
как я отправился в Петергоф.
Да и если б я мог достаточные дать черты каждому души моея движению, то слабы еще
были бы они для произведения в тебе подобного тем чувствованиям,
какие в душе моей возникали и теснилися тогда.
Человек тогда становится просто человек: так, видя приближающуюся кончину, забыли все мы, кто
был какого состояния, и помышляли о спасении нашем, отливая воду,
как кому споручно
было.
Среди таковых горестных размышлений увидели мы близ противоположного берега, в расстоянии от нас
каком то
было, точно определить не могу, два пятна черные на воде, которые, казалося, двигалися.
— Отгадай, мой друг,
какой его
был ответ.
Лошади
были уже впряжены; я уже ногу занес, чтобы влезть в кибитку,
как вдруг дождь пошел.
— И подлинно на сказку похоже; да
как же сказке верить, — сказала жена вполголоса, зевая ото сна, — поверю ли я, что
были Полкан, Бова или Соловей-разбойник.
И ну-ну-ну, ну-ну-ну: по всем по трем, вплоть до Питера, к Корзинкину прямо на двор. — Добро пожаловать. Куды
какой его высокопревосходительство затейник, из-за тысячи верст шлет за
какою дрянью. Только барин доброй. Рад ему служить. Вот устерсы теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пятидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли дороги. Да мы с его милостию сочтемся. — Бочку взвалили в кибитку; поворотя оглобли, курьер уже опять скачет; успел лишь зайти в кабак и
выпить два крючка сивухи.
Не более недели тому назад я
был весел, в удовольствии, недостатка не чувствовал,
был любим или так казалося; ибо дом мой всякий день
был полон людьми, заслужившими уже знаки почестей; стол мой
был всегда
как великолепное некое торжество.
В то время
как я сделался в откупу порукою, имения за мною никакого не
было, но по обыкновению послано
было запрещение на имение мое в гражданскую палату.
Глубочайшее в собрании сем присутствовало молчание; казалося, что все в ожидании
были важного
какого происшествия, от коего спокойствие и блаженство всего общества зависели.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная Пятница, охотница
была до кофею и говаривала, что помогает он от головной боли.
Как чашек пять
выпью, — говаривала она, — так и свет вижу, а без того умерла бы в три дни.
Какая разница в просвещении времен, когда один латинский язык
был в училищах употребителен, с нынешним временем!
Какое пособие к учению, когда науки не
суть таинства, для сведущих латинский язык токмо отверстые, но преподаются на языке народном!
Кто мир нравственный уподобил колесу, тот, сказав великую истину, не иное что, может
быть, сделал,
как взглянул на круглый образ земли и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Поступая в познании естества, откроют, может
быть, смертные тайную связь веществ духовных или нравственных с веществами телесными или естественными; что причина всех перемен, превращений, превратностей мира нравственного или духовного зависит, может
быть, от кругообразного вида нашего обиталища и других к солнечной системе принадлежащих тел, равно,
как и оно, кругообразных и коловращающихся…
Давно ли то
было,
как Вольтер кричал против суеверия до безголосицы; давно ли Фридрих неутолимой его
был враг не токмо словом своим и деяниями, но, что для него страшнее, державным своим примером.
Но не все думать о старине, не все думать о завтрашнем дне. Если беспрестанно
буду глядеть на небо, не смотря на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду в грязь… размышлял я.
Как ни тужи, а Новагорода по-прежнему не населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
В шестьдесят лет бела
как снег и красна
как маков цвет, губки всегда сжимает кольцом; ренского
выпьет перед обедом полчарочки при гостях да в чулане стаканчик водки.
Но, любезный читатель, ты уже зеваешь. Полно, видно, мне снимать силуэты. Твоя правда; другого не
будет,
как нос да нос, губы да губы. Я и того не понимаю,
как ты на силуэте белилы и румяна распознаешь.
Прикушай, прикушай, — я почувствовал, что у меня щеки начали рдеть, и под конец пира я бы,
как и другие, напился пьян. Но, по счастию, век за столом сидеть нельзя, так
как всегда
быть умным невозможно. И по той самой причине, по которой я иногда дурачусь и брежу, на свадебном пиру я
был трезв.
Они у прежнего помещика
были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене,
какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину.
Помощниками в исполнении ее велений
были ее сыновья и дочери,
как то и у ее мужа.
Суди сам, мой друг,
какой конец мог
быть таковым поступкам.
Наконец, превозможенная всеми тремя, принуждена
была уступить силе; и уже сие скаредное чудовище начинал исполнением умышленное,
как жених, возвратившись из господского дома, вошел на двор и, увидя одного из господчиков у клети, усумнился о их злом намерении.
Толико ненавидели они их, что ни один не хотел миновать, чтобы не
быть участником в сем убийстве,
как то они сами после призналися.
Она уверяла меня, что сама довольно их накажет, а я уверял ее, что, оправдывая убийцев ее мужа, не надлежало их подвергать более той же крайности, дабы паки не
были злодеями,
как то их называли несвойственно.
Гражданин, в
каком бы состоянии небо родиться ему ни судило,
есть и пребудет всегда человек; а доколе он человек, право природы, яко обильный источник благ, в нем не иссякнет никогда; и тот, кто дерзнет его уязвить в его природной и ненарушимой собственности, тот
есть преступник.
Ш.
Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена не худо иметь хороший чин, что меня называть
будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не имею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А
как муж
будет свой, то
какой бы насморк ни
был, все слышать
буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька…
Ш. (Чхает). Небось не воротится. То ли дело,
как муж свой
будет!
И
какому отцу не захочется, чтобы дети его, хотя в малолетстве,
были в знатных чинах, за которыми идут вслед богатство, честь и разум.
Я уже несколько минут
был свидетелем сего зрелища, стоя у дверей неподвижен,
как отец, обратясь ко мне: —
Будь свидетелем, чувствительный путешественник,
будь свидетелем мне перед светом, сколь тяжко сердцу моему исполнять державную волю обычая.
Не ропщите на меня, если
будете иногда осмеяны, что не имеете казистого восшествия, что стоите,
как телу вашему покойнее, а не
как обычай или мода велят; что одеваетеся не со вкусом, что волосы ваши кудрятся рукою природы, а не чесателя.
Но
как немного более ста лет,
как она населена, то можно судить, сколь развратны
были и первые его жители.
А ваше, ваше, может
быть, положит в них начало… болезни… боюсь сказать
какой; хотя не закраснеетесь, но рассердитесь.
— Душа моя, Аннушка, я хотел знать,
есть ли у тебя отец и мать,
как ты живешь, богато ли или убого, весело ли,
есть ли у тебя жених?
Да и так
быть должно; ибо кто не знает, с
какою наглостию дворянская дерзкая рука поползается на непристойные и оскорбительные целомудрию шутки с деревенскими девками.
А
как он придет в пору, то я состареюсь, и он
будет таскаться с чужими.
Если муж десяти лет, а жена двадцати пяти,
как то бывает часто во крестьянстве; или если муж пятидесяти, а жена пятнадцати или двадцати лет,
как то бывает во дворянстве, — может ли
быть взаимное чувств услаждение?
При таковом заведении неудивительно, что земледелие в деревне г. некто
было в цветущем состоянии. Когда у всех худой
был урожай, у него родился хлеб сам-четверт; когда у других хороший
был урожай, то у него приходил хлеб сам-десять и более. В недолгом времени к двумстам душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и поступая с сими равно,
как и с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их уже тысячами и славится
как знаменитый земледелец.
Какой вред может
быть, если книги в печати
будут без клейма полицейского?
Кто возмущает словом (да назовем так в угодность власти все твердые размышления, на истине основанные, власти противные),
есть такой же безумец,
как и хулу глаголяй на бога.
Если же называть его станет именованиями смрадными и бранными словами поносить,
как то на рынках употребительно, то сие
есть личность, но язвительная и недозволенная.
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне пределов оныя торгующим,
какого бы они звания и состояния ни
были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в
какой бы науке, художестве или знании ни
было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не
было на немецкий язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не
было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не
будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Какая вам польза, что властвовати
будете над невеждами, тем паче загрубелыми, что не от недостатка пособий к просвещению невежды пребыли в невежестве природы или паче в естественной простоте, но, сделав уже шаг к просвещению, остановлены в шествии и обращены вспять, во тьму гонимы?
Книгопечатание до перемены 1789 года, во Франции последовавшей, нигде толико стесняемо не
было,
как в сем государстве.