Неточные совпадения
Старик, с лишком восьмидесятилетний, хотел непременно сам представить своих внучат, записанных, по его же просьбе, в число кандидатов Лицея,
нового заведения, которое самым своим названием поражало публику в России, —
не все тогда имели понятие о колоннадах и ротондах в афинских садах, где греческие философы научно беседовали с своими учениками.
Публика при появлении
нового оратора, под влиянием предшествовавшего впечатления, видимо, пугалась и вооружилась терпением; но по мере того, как раздавался его чистый, звучный и внятный голос, все оживились, и к концу его замечательной речи слушатели уже были
не опрокинуты к спинкам кресел, а в наклоненном положении к говорившему: верный знак общего внимания и одобрения!
При всех этих удобствах нам
не трудно было привыкнуть к
новой жизни. Вслед за открытием начались правильные занятия. Прогулка три раза в день, во всякую погоду. Вечером в зале — мячик и беготня.
Это вело его к
новым промахам, которые никогда
не ускользают в школьных сношениях.
Эта высокая цель жизни самой своей таинственностию и начертанием
новых обязанностей резко и глубоко проникла душу мою — я как будто вдруг получил особенное значение в собственных своих глазах: стал внимательнее смотреть на жизнь во всех проявлениях буйной молодости, наблюдал за собою, как за частицей, хотя ничего
не значущей, но входящей в состав того целого, которое рано или поздно должно было иметь благотворное свое действие.
Когда я ему сказал, что
не я один поступил в это
новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего
не могут выпытать».
Если же Ершов посылал Плетневу
новые списки прежних двух стихотворений Пушкина, то вряд ли Ершов и Пущин
не упомянули бы об этом.
Приехал сюда совершенно в
новый мир — до сих пор
не могу еще хорошенько опомниться.
Трудно и почти невозможно (по крайней мере я
не берусь) дать вам отчет на сем листке во всем том, что происходило со мной со времени нашей разлуки — о 14-м числе надобно бы много говорить, но теперь
не место,
не время, и потому я хочу только, чтобы дошел до вас листок, который, верно, вы увидите с удовольствием; он скажет вам, как я признателен вам за участие, которое вы оказывали бедным сестрам моим после моего несчастия, — всякая весть о посещениях ваших к ним была мне в заключение истинным утешением и
новым доказательством дружбы вашей, в которой я, впрочем, столько уже уверен, сколько в собственной нескончаемой привязанности моей к вам.
Я часто вспоминаю слова ваши, что
не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря бога я во всех положениях довольно спокоен и очень здоров — что бог даст вперед при
новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под большим секретом, — и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно.
Ни лета мои, ни положение, ни домашние обстоятельства
не позволяют мне искать чего-нибудь
нового, приятного, когда все около меня загадочно и неопределенно.
Не могу тебе дать отчета в моих
новых ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в месяц, а что дальше —
не знаю.
В образе жизни моей принята
новая система: как можно больше ходить и
не пить водки перед обедом — последняя статья в действии с выезда из Урика.
Новый городок мой
не представляет ничего особенно занимательного: я думал найти более удобств жизни, нежели на самом деле оказалось.
Никак
не думал, чтоб так тяжело было расставаться с тюрьмой и привыкать к
новому быту поселенца.
С Трубецкими я разлучился в грустную для них минуту: накануне отъезда из Иркутска похоронили их малютку Володю. Бедная Катерина Ивановна в первый раз испытала горе потерять ребенка: с христианским благоразумием покорилась неотвратимой судьбе. Верно, они вам уже писали из Оёка, где прозимуют без сомнения, хотя, может быть, и выйдет им
новое назначение в здешние края. Сестра мне пишет, что Потемкиной обещано поместить их в Тобольск.
Не понимаю, почему это
не вышло в одно время с моим назначением.
Товарищи мои вам знакомы: теперь все трое женатые люди; стараются сколько возможно приучить меня к
новому месту моего пребывания; но я еще
не освоился с ним.
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю вас дружески. Поздравляю с
новым неожиданным гостем, на этот раз
не завидую вам. Если что узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь на восток. Имел известия от Волконских и Юшневских — вы больше теперь знаете. Я давно порадовался за Сутгофа — это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства, как они были.
Во всяком случае, ты из них узнаешь больше или меньше, что со мной делается, и увидишь, что моя
новая жизнь как-то
не клеится, нездоровье мое сильно мне наскучает, я никак
не думал, чтобы пришлось так долго хворать: прежде все эти припадки были слабее и проходили гораздо скорей.
Не знаю, сказал ли я тебе, что мы с половины марта живем в
новом его доме, который нас всех просторно помещает.
Вообразите, что на прошедшей почте получил от Спиридова
новое странное поручение: теперь уже
не зовет в Тобольск за благодарностию, а просит, чтобы мои родные взяли Гленова сына из Нарвы, где он в пансионе, и определили в кадетский корпус. Странно и довольно трудно!
Последние известия из Иркутска у меня от 3 мая: М. Н. мне пишет обо всем, [М. Н. — Волконская; сохранились интересные письма ее (22) к Пущину за 1839–1841, 1843 и 1847 гг. (РО, ф. 243); в письмах — много для характеристики взаимоотношений Волконской и Пущина.] рассказывает о посещении в Оёк, в именины Лизы была у них с детьми и хвалит
новый дом Трубецких, который на этот раз, как видно из ее описания,
не соображен по теории Ноева ковчега. Все там здоровы и проводят время часто вместе.
Марья Николаевна говорит, что Зиночка в большой дружбе с Нелинькой; воображаю их вместе, воображаю всех вас в семейном вашем кругу, только
не умею себе представить
новой сцены.
Нарышкин, говорят, произведен из унтер-офицеров в юнкера. Это какое-то
новое постановление для разжалованных — я его
не понимаю, а потому
не сужу.
Зуев привез мне портрет брата Петра, которого я оставил пажом. Теперь ему 28 лет. Ни одной знакомой черты
не нахожу — все
новое, между тем — родное. Часто гляжу на него и размышляю по-своему…
Я бы отозвался опять стихами, но нельзя же задавать вечные задачи. Что скажет добрый наш Павел Сергеевич, если странникопять потребует альбом для
нового отрывка из недоконченного романа, который, как вы очень хорошо знаете,
не должен и
не может иметь конца? Следовательно...
Нового занимательного в политическом отношении ничего
не слыхал от него. Болтаем про старину — и вспомнили первую мою любовь, — мы тогда с ним часто бывали вместе.
…
Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.] с которой я теперь под одной крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири лучше
не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
Насчет Володи с вами
не согласен, но душевно желаю ошибиться. Пусть сбудутся ваши предположения о его характере; способности у него есть, но характер мне
не нравится: он мне всегда казался бездушным, и оттого я никакой симпатии к нему
не чувствую, хоть вообще люблю
новое поколение…
Из Иркутска
нового ничего нет. Завтра Машенькины именины. Там меня вспомнят. Но Марья Николаевна редко мне пишет — потому и я
не так часто к ней пишу. Со мной беда. Как западет мысль, что я наскучаю, так непременно налево кругом сделаю.
Не знаю, хорошо ли я думаю, — иначе
не могу…
Эти заботы, налагая
новую обязанность, облегчают горе и мирят с жизнью, которая вряд ли
не тяжелым делается мила для большей части.
Ничего особенного нет; по сельскому хозяйству
новых систем здесь
не существует; мужички действуют по-старому, как отцы и деды действовали: все родится без удобрения.
Ваша газета получается только в духовном правлении; нужно, чтобы кто-нибудь из крестьян в нее заглядывал; они еще
не считают нужным читать, но очень заботятся, чтобы
новое поколение было грамотное, и это распространяется повсеместно в Сибири.
Пришла пора идти купаться в Тобол. Это одно из самых приятных развлечений. У нас есть ванна, но как-то плохо устроена. Пришлите мне рисунок и разрез чего-нибудь порядочного в этом роде, чтоб она была разделена на две половины и была устроена на барке, а
не на плоту, где с ящиком как-то неудобно. Может быть, мы весной справим
новую купальню. Это для всего города приятно. Одна половина будет мужская, а другая — женская. Плавать я
не умею, хоть в Лицее нас учили, и потому я барахтаюсь в ванне. Прощайте.
Мы живем розно — я остался на старой известной вам квартире; теперь у меня такой простор, что в городе поговаривают уже о
новой женитьбе, но вы этому
не верьте.
Об упоминаемом здесь свидании Волконской с Кюхельбекером — в его письме к Волконской от 13 февраля 1845 г.: «Жена моя, преданная вам сердцем и душою, начала
новую жизнь после знакомства с вами; я ее
не узнаю.
Вот тебе сведения,
не знаю, найдешь ли в них что-нибудь
новое. Я думаю, тебе лучше бы всего через родных проситься на службу, как это сделал Александр Муравьев. Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс. Ты знаешь сам, как лучше устроить. Во всяком случае, желаю тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые ты имел в продолжение последних восьми лет. Я
не смею касаться этих ран, чтобы
не возобновить твоих болей.
Мне приятно было в нем ощущать теплое сердце и какую-то готовность на деятельную жизнь — ее
не всегда встретишь в представителях
нового поколения, которые мне попадают под руку.
Не знаю, верить ли слухам о тайных обществах [Тайные общества — общество петрашевцев.] в России. Кажется, только
новые жертвы, если и справедливы слухи. Оболенской тоже пишет как слышанное от других проезжих. Здесь ничего подобного
не слыхать…
Погрустил я с вами, добрая Надежда Николаевна: известие о смерти вашего внука Васи сильно нас поразило. Тут невольно мысль и молитва о близких покойного. Да успокоит вас милосердый бог в этом
новом горе. В сердечном моем сочувствии вы
не сомневаетесь — боюсь распространяться, чтоб
не заставить вас снова задуматься, хотя вполне уверен в вашей полной покорности воле божьей.
…Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховский обещал мне из России. Может, там что-нибудь мы бы нашли
нового. В официальных мне ровно ничего
не говорят — даже по тону
не замечаю, чтобы у Ивана Александровича была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что было с нами. Мы здесь ничего особенного
не знаем, как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь
новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит и все возвращается ни с чем.
…Вся наша ялуторовская артель нетерпеливо меня ждет. Здесь нашел я письма. Аннушка всех созвала на
Новый год. Я начну дома это торжество благодарением богу за награду после 10 лет [10-ти лет — ссылки на поселение.] за возобновление завета с друзьями — товарищами изгнания… Желаю вам, добрый друг, всего отрадного в 1850 году. Всем нашим скажите мой дружеский оклик: до свиданья! Где и как,
не знаю, но должны еще увидеться…
На
Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду с вами беседовать.
Не могу еще опомниться.
Прекрасно сделали, что приютили Толя. По правде, это наше дело — мы, старожилы сибирские, должны
новых конскриптов [Внесенных в списки «государственных преступников».] сколько-нибудь опекать, беда только в том, что
не всех выдают. В Омске продолжается то же для них житье, хоть несколько помягче, после смены плац-майора Кривцова.
Нового мне тебе нечего сообщить — уверять в дружбе
не нужно. Ты должен быть убежден, что я, несмотря на все треволнения моего
не совсем обыкновенного существования, с помощию божиею сохранился в чувствах и привязанностях.
Нет! нужно было задумать
новое супружество, которого я никак
не понимаю.
Маремьянствую несознательно, а иначе сделать
не умею. С другой стороны, тут же подбавилось: узнал, что Молчанов отдан под военный суд при Московском ордонансгаузе. [Комендантском управлении.] Перед глазами беспрерывно бедная Неленька! оттасоваться невозможно. Жду
не дождусь оттуда известия, как она ладит с этим
новым, неожиданным положением. Непостижимо, за что ей досталась такая доля? За что нам пришлось, в семье нашей, толковать о таких грязных делах?
Во время оно я встречал Александру Григорьевну в свете, потом видел ее за Байкалом. Тут она явилась мне существом, разрешающим великолепно
новую, трудную задачу. В делах любви и дружбы она
не знала невозможного: все было ей легко, а видеть ее была истинная отрада.
Новому правителю легче действовать и поправлять ошибки
не свои.
…Давно что-то от вас нет листка. Наступило
новое царство с тех пор. Что-то оно скажет в делах общественных. Покамест ничего
не выражается. Как будто только вставлен один зубец вместо другого.