Неточные совпадения
Крапчик, слыша и видя все это, не посмел более на эту тему продолжать разговор, который и перешел снова на живописцев, причем стали толковать о каких-то братьях Чернецовых [Братья Чернецовы, Григорий и Никанор Григорьевичи (1802—1865 и 1805—1879), —
известные художники.], которые, по словам Федора Иваныча, были чисто
русские живописцы, на что Сергей Степаныч возражал, что пока ему не покажут картины чисто
русской школы по штилю, до тех пор он
русских живописцев будет признавать иностранными живописцами.
Задняя фигура могла быть очень удобна в живой картине, где был бы нужен тип
известного русского человека, торгующего своим братом, скотом.
Мечтательности, чувствительности, которую некогда так хлопотал распространить добродушный Карамзин [Карамзин Николай Михайлович (1766—1826) —
известный русский писатель и историк, автор повести «Бедная Лиза», пользовавшейся большим успехом.], — ничего этого и в помине нет: тщеславие и тщеславие, наружный блеск и внутренняя пустота заразили юные сердца.
Неточные совпадения
Я, тот самый я, которого вы изволите видеть теперь перед собою, я у князя Витгенштейна [Витгенштейн Петр Христианович (1768–1842) —
русский генерал,
известный участник Отечественной войны 1812 года на петербургском направлении.
Проповеди Бурдалу переведены на
русский язык в начале XIX века.] намекая тем не на
известного французского проповедника, а на бурду.
— Она будет очень счастлива в
известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая,
русская. А вот я не чувствую себя
русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
И вот морская даль, под этими синими и ясными небесами, оглашается звуками
русской песни, исполненной неистового веселья, Бог знает от каких радостей, и сопровождаемой исступленной пляской, или послышатся столь
известные вам, хватающие за сердце стоны и вопли от каких-то старинных, исторических, давно забытых страданий.
Среди польских мессианистов есть один, наименее
известный, — Вронский, который исповедовал
русский, а не польский мессианизм.