Неточные совпадения
Аксюша…передать. Ты
уж знаешь кому.
Карп. Да как же, барышня? Теперь ведь
уж словно как неловко. Правда ль, нет ли, у тетеньки такое есть желание, чтоб вам за барчонком быть.
Карп. Да
уж пожалуйте. Для вас отчего же… (Берет письмо.)
Буланов. Нет,
уж вы здесь зазнались очень. Вот что. Я вот Раисе Павловне скажу.
Буланов. Что вы все сердитесь, неизвестно за что? Эка важность!
Уж и тронуть нельзя! Свое, да не трогать! Кто ж мне запретит?
Буланов. Разумеется. Мы с вами люди бедные… Дожидаться, покуда прогонят? Нет,
уж покорно благодарю. Куда мне? Опять к маменьке? Бить сорук-ворон за чужим двором?
Улита.
Уж и войти нельзя!
Буланов. Ну, да
уж я добьюсь своего; у меня не отвертитесь. Ведь вам лучше меня здесь не найти.
Аксюша (тихо). Ошибаетесь. Захочу поискать, так найду, а может,
уж и нашла. (Карпу.) Если Раиса Павловна спросит, я буду в своей комнате. (Уходит.)
Буланов.
Уж как ни старайся, а вдруг лет не прибавится: я только из гимназии.
Карп. Да на все, а
уж особливо, что мимо рук-то плывет.
Уж вы и смотрите всё в глаза.
Гурмыжская. Этот молодой человек, господа, сын одной моей приятельницы. Я встретилась с ней в прошлом году в Петербурге. Прежде, давно
уж, мы жили с ней совершенно как сестры; но потом разошлись: я овдовела, а она вышла замуж. Я ей не советовала; испытавши сама, я получила отвращение к супружеству.
Гурмыжская. Шутите, шутите. А вы думаете, мне без борьбы досталось это уважение? Но мы удаляемся от нашего разговора. Когда мы встретились в Петербурге, моя подруга
уж давно овдовела и, разумеется, глубоко раскаивалась, что не послушалась моих советов. Она со слезами представила мне своего единственного сына. Мальчик, как вы видите, на возрасте.
Гурмыжская. Вы не судите по наружности. Он, бедный, слаб здоровьем, и, представьте себе, какое несчастие! Он поэтому отстал от своих товарищей, так что все еще был в гимназии и, кажется, даже еще в средних классах. У него
уж и усики, и мысли совсем другие, и дамы стали им интересоваться; а он должен с мальчиками, шалунами, ходить в школу. Это унижало его, он скучал, удалялся от людей, бродил один по глухим улицам.
Восмибратов. Первый сорт-с! Вот ежели бы кому прошение,
уж на что лучше.
Гурмыжская. Конечно, если судить строго, я немного виновата перед наследником; я
уж кой-что продала из имения.
Гурмыжская. А теперь, вот
уж лет семь, я живу совсем иначе.
Гурмыжская. Ты
уж все принеси, как у нас уговор был.
Восмибратов. Да
уж не извольте беспокоиться.
Восмибратов. Да чтоб
уж вам весь его продать. Куда вам его беречь-то!.. Ведь с лесом, сударыня, поверите ли, только грех один; крестьянишки воруют — судись с ними. Лес подле города, всякий беглый, всякий бродяга пристанище имеет, ну, и для прислуги тоже, для женского пола… Потому как у них грибной интерес и насчет ягоды, а выходит совсем напротив.
Гурмыжская. Я очень благодарна вам; но, друзья мои, извините! У нее
уже есть жених, у меня в доме живет. Может быть, в городе говорят вздор какой-нибудь, так вы знайте, что это жених.
Гурмыжская. Ну,
уж и говорить не хочу. А тебе стыдно, стыдно.
Восмибратов. Дорогонько, да
уж извольте-с. (Махнув рукой.) Так
уж, что прежде от вас пользовался.
Аксюша. Не все я на салазках каталась, я с шести лет
уж помогала матери день и ночь работать; а по праздникам, точно, каталась с мальчишками на салазках. Что ж, у меня игрушек и кукол не было. Но ведь я
уж с десяти лет живу у вас в доме и постоянно имею перед глазами пример…
Улита. Понимаю, матушка-барыня, понимаю. Пожалуйте ручку! (Целует руку Гурмыжской.)
Уж как я вас понимаю, так это только одно удивление. Давно
уж я за ними, как тень, слоняюсь, шагу без меня не ступят; где они, тут и я.
Улита. И как будто… так можно заметить, что ему не совсем-то… чтобы
уж очень…
Улита. Нет
уж, матушка-барыня, у меня глаз на это очень замечателен… И как будто у него на уме что другое…
Гурмыжская. Ну
уж, что у него на уме, этого ты знать не можешь. Далеко ты, кажется, заехала.
Улита. Да
уж усердие-то мое…
Гурмыжская.
Уж как ни велико твое усердие, а в чужом уме ты не была, значит, и болтать по пустякам нечего.
Гурмыжская. Ну, ты не очень безутешная. Помнишь, что у нас с тобой было?
Уж я и кротостью и строгостью, ничто не помогало.
Улита. Да, было-то, матушка, точно было; да
уж давно прошло. А вот последние лет шесть, как вы сами-то в такой тишине…
Улита.
Уж коли приказываете…
Петр. За благородного выходите? Оно лучше-с; может, еще на разные языки знает; и то
уж много превосходнее, что пальты коротенькие носит, не то что мы.
Петр. Так
уж ты прямо и говори, чья ты? Своя ты или чужая?
Петр. А
уж я давеча натерпелся. Тятенька-таки о тебе словечко закинул, а она ему напрямки: «Просватана». Так веришь ты, пока они разговаривали, меня точно кипятком шпарили. А потом тятенька два часа битых ругал; отдохнет да опять примется. Ты, говорит, меня перед барыней дураком поставил.
Петр. Да чему радоваться-то? Я и то
уж по лесу-то хожу, да все на деревья посматриваю, который сук покрепче. Самой-то, чай, тоже не веселей моего.
Аксюша. Мне ни скучно, ни весело, я
уж замерла давно. А ты забудь свое горе на время-то, пока я с тобой!
Петр. О тебе-то и думаю. У меня надвое; вот одно дело: приставать к тятеньке. Нынче он, примерно, поругает, а я завтра опять за то же. Ну, завтра, будем так говорить, хоть и прибьет, а я послезавтра опять за то же; так, покудова ему не надоест ругаться. Да чтоб
уж кряду, ни одного дня не пропускать. Либо он убьет меня поленом, либо сделает по-моему; по крайности развязка.
Петр. А потом
уж «унеси ты мое горе» — сейчас мы с тобой на троечку: «Ой вы, милые!» Подъехали к Волге; ссь… тпру! на нароход; вниз-то бежит он ходко, по берегу-то не догонишь. Денек в Казани, другой в Самаре, третий в Саратове; жить, чего душа просит; дорогого чтоб для нас не было.
Аксюша. Нет,
уж ты, Петя, лучше первое-то попробуй.
Аксюша. Да. Ну, а
уж там, коли… там подумаем. Ты проберись завтра к нам в сад попозднее, у нас рано ложатся.
Счастливцев. Вот, что на мне-с, а то
уж давно никакого нет-с.
Счастливцев. Что же делать-то-с, Геннадий Демьяныч, пройду в Ставрополь или в Тифлис, там
уж неподалеку-с.
Счастливцев. После я в комики перешел-с. Да
уж очень много их развелось; образованные одолели: из чиновников, из офицеров, из университетов — все на сцену лезут. Житья нет. Из комиков-то я в суфлеры-с. Каково это для человека с возвышенной душой-то, Геннадий Демьяныч? В суфлеры!..
Несчастливцев. Скверно. Русский ты человек али нет? Что за гадость? Терпеть не могу. Обрей совсем или
уж бороду отпусти.
Несчастливцев. Как выгнал? И то слышал, и то известно, братец. Три раза тебя выбивали из города; в одну заставу выгонят, ты войдешь в другую. Наконец
уж губернатор вышел из терпения: стреляйте его, говорит, в мою голову, если он еще воротится.
Счастливцев.
Уж и стрелять! Разве стрелять можно?
Несчастливцев. Да, брат Аркадий, разбился я с театром; а
уж и жаль теперь. Как я играл! Боже мой, как я играл!