Неточные совпадения
И вот, сударь, ваше сиятельство, надел я
на старости лет жалованный чекмень вашего дедушки — двадцать лет в сундуке
лежал, думал я, что придется его только в
могилу надеть; вот, сударь, одел я и пояс черкесский, а жаловал мне этот пояс родитель ваш в ту самую пору, как, женившись
на вашей матушке, княгине Елене Васильевне, привез ее в вотчину и в первый раз охоту своей княгине изволил показывать: никто из наших не мог русака угнать, а сосед Иван Алексеич Рамиров уже совсем почти угонял, я поскакал, угнал русака и тем княжую честь перед молодой супругой сохранил…
Неточные совпадения
Ее похоронили, по ее желанию, недалеко от часовни, которая стоит
на могиле матушки. Заросший крапивой и репейником бугорок, под которым она
лежит, огорожен черною решеткою, и я никогда не забываю из часовни подойти к этой решетке и положить земной поклон.
В одном месте было зарыто две бочки лучшего Аликанте [Аликанте — вино, названное по местности в Испании.], какое существовало во время Кромвеля [Кромвель, Оливер (1599–1658) — вождь Английской буржуазной революции XVII века.], и погребщик, указывая Грэю
на пустой угол, не упускал случая повторить историю знаменитой
могилы, в которой
лежал мертвец, более живой, чем стая фокстерьеров.
Маленькая тропка повела нас в тайгу. Мы шли по ней долго и почти не говорили между собой. Километра через полтора справа от дорожки я увидел костер и около него три фигуры. В одной из них я узнал полицейского пристава. Двое рабочих копали
могилу, а рядом с нею
на земле
лежало чье-то тело, покрытое рогожей. По знакомой мне обуви
на ногах я узнал покойника.
То было осенью унылой… // Средь урн надгробных и камней // Свежа была твоя
могила // Недавней насыпью своей. // Дары любви, дары печали — // Рукой твоих учеников //
На ней рассыпаны
лежали // Венки из листьев и цветов. // Над ней, суровым дням послушна, — // Кладбища сторож вековой, — // Сосна качала равнодушно // Зелено-грустною главой, // И речка, берег омывая, // Волной бесследною вблизи // Лилась, лилась, не отдыхая, // Вдоль нескончаемой стези.
Старик, исхудалый и почернелый,
лежал в мундире
на столе, насупив брови, будто сердился
на меня; мы положили его в гроб, а через два дня опустили в
могилу. С похорон мы воротились в дом покойника; дети в черных платьицах, обшитых плерезами, жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и ходили
на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову
на руку, как будто что-то обдумывая.