Юродивые Бог знает отколь к ним приходили, нередко из самой Москвы какой-то чудной
человек приезжал — немой ли он был, наложил ли подвиг молчания на себя, только от него никто слова не слыхивал — из чужих с кем ни встретится, только в землю кланяется да мычит себе, а в келейных рядах чтут его за великого человека…
Неточные совпадения
— Ничего. И в сугробах
люди живут, — улыбаясь, молвила Марья Ивановна. — Я же ведь летом стану сюда
приезжать.
И другое иногда приходило на разум Марку Данилычу: «Девка на возрасте, кровь играет, замуж бы ей поскорей…» И
приезжали женихи, все
люди хорошие, богатые, а из себя красавцы — двое из Москвы, один из Ярославля, один из Мурома…
Ровно через неделю после собора Божьих
людей, также в субботу, под вечер,
приехали в Луповицы Кислов и Строинский, пришли матрос Фуркасов и дьякон Мемнон. Был на тот день назначен «привод» Дуни и Василисушки.
Воротись скорей под батюшкин кров, убеги от
людей недобрых,
приезжай в свою светлую горенку, во родительский дом белокаменный…»
Тележка, запряженная почтовыми лошадьми, остановилась у ворот Патапа Максимыча. Бросились к окнам — нет, не исправник
приехал, не из удельной конторы, а какой-то незнакомый
человек в синей сибирке с борами назади и в суконном картузе. Не то городской мещанин, не то купец небойкого полета.
— Какой он добрый, какой славный
человек! — воскликнула Марфа Михайловна. — Вот и нам сколько добра сделал он, когда Сергей Андреич пустился было в казенные подряды; из беды нас вызволил. Тогда еще внове была я здесь, только что
приехала из Сибири, хорошенько и не понимала, какое добро он нам делает… А теперь каждый день Бога молю за него. Без него идти бы нам с детками по миру. Добрый он
человек.
Когда собравшиеся в дорогу сидели за прощальной трапезой, привезли почту. Николай Александрович новое письмо от Денисова получил. Писал тот, что его опять задержали дела и что
приедет он в Луповицы не раньше как через неделю после Успенья, зато прогостит недели три, а может, и месяц. Все были рады, а кормщик обещал, только что
приедет он, повестить о том всех Божьих
людей. И за то были ему благодарны.
— Не то тебя смущает, — строго и учительно сказала Марья Ивановна. — Не подозренье в обмане расстроило тебя. Враг Бога и
людей воздвигает в твоей душе бурю сомнений… Его дело!.. Берегись, чтоб совсем он не опутал тебя… Борись, не покоряйся. Будешь поддаваться сомненьям, сама не заметишь, как навеки погибнешь. Скоро
приедет сюда Егор Сергеич. Подробней и прямее, чем братец Николаюшка, станет он говорить о Божьих
людях Араратской горы. Будешь тогда на соборе?
Собралось гостей больше пятидесяти
человек, все почти мужчины, из соседок
приехало не больше пяти
человек.
—
Человек он добрый и по всему хороший, опять же нарочито благочестивый, — ответила Дарья Сергевна. — Ежели только не в отлучке, непременно
приедет. А ежели отъехал, можно племянника его позвать, Ивана Абрамыча. Парень хоша и молодой, а вкруг дяди во всем Божественном шибко наторел. А оно и пристойней бы и лучше бы было, ежели бы чин погребения мужчина исправил. Женщине ведь это можно разве при крайней нужде.
— Я, матушка,
человек не здешний, — сказал Патап Максимыч. — Никого из здешних обывателей не знаю,
приехал сюда по давнему приятельству с Марком Данилычем единственно для того, чтоб его дела устроить. А насчет похоронного поговорите с Дарьей Сергевной. Это все на ее руках — как решит, так и быть тому.
Общее впечатление главный управляющий произвел на своих будущих сослуживцев неблагоприятное. Не успел
человек приехать и сейчас к делам бросился. «Погоди, брат, упыхаешься, а новая метла только сначала чисто метет». Наружность тоже не понравилась, особенно правый глаз… Старик бухгалтер, когда начальство ушло, заявил, что «в царствии святых несть рыжих, а косых, а кривых и подавно».
— Нет, мне неловко. Я ведь бываю у городничего, в карты иногда вместе играем… Да и вообще… На"писателей"-то, знаете, не очень дружелюбно посматривают, а я здесь
человек приезжий. Кончу дело и уеду отсюда.
Аграфена Кондратьевна. Да на деле-то уж не спросим, — ты покедова-то вот.
Человек приедет чужой-посторонний, все-таки, как хочешь примеривай, а мужчина — не женщина, — в первый-то раз наедет, не видамши-то его.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной
человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как
приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я
человек простой».
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты
человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может
приехать во всякий час, если только уже не
приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
— Я
человек простой-с, — говорил он одним, — и не для того сюда
приехал, чтоб издавать законы-с. Моя обязанность наблюсти, чтобы законы были в целости и не валялись по столам-с. Конечно, и у меня есть план кампании, но этот план таков: отдохнуть-с!
— Вронский — это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он
приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это
человек, который далеко пойдет.
К обеду (всегда
человека три обедали у Карениных)
приехали: старая кузина Алексея Александровича, директор департамента с женой и один молодой
человек, рекомендованный Алексею Александровичу на службе.