Неточные совпадения
— Это ты хорошо говоришь, дружок, по-Божьему, — ласково взяв Алексея за
плечо, сказал Патап Максимыч. — Господь пошлет; поминай чаще Иева на гноищи. Да… все имел, всего лишился, а на Бога не возроптал; за то и подал ему Бог больше прежнего. Так и ваше дело — на Бога не ропщите,
рук не жалейте да с Богом работайте, Господь не оставит вас — пошлет больше прежнего.
— Расскажи, расскажи, старый дружище, — молвил Патап Максимыч, кладя
руку на
плечо паломника. — Да чайку-то еще. С ромком не хочешь ли?
И вышли внучки, в дорогие кружева разодеты, все в цветах, ну а руки-то по локоть, как теперь водится, голы, и шея до
плеч голая, и груди наполовину…
— Молодость! — молвил старый Снежков, улыбаясь и положив
руку на
плечо сыну. — Молодость, Патап Максимыч, веселье на уме… Что ж?.. Молодой квас — и тот играет, а коли млад человек не добесится, так на старости с ума сойдет… Веселись, пока молоды. Состарятся, по крайности будет чем молодые годы свои помянуть. Так ли, Патап Максимыч?
Напущенного гнева на лице мягкосердой старушки как не бывало. Добродушно положив
руку на
плечо озорной головщицы, а другою поглаживая ее по голове, кротко, ласкающим, даже заискивающим голосом спросила ее...
Через несколько минут дверь в боковушу растворилась и вошла Настя. Тихой поступью, медленно ступая, подошла она к Алексею, обвила его шею белоснежными
руками и, припав к
плечу, зарыдала…
И, опершись
руками на
плечи Пантелея, опустил Алексей на грудь его пылающую голову.
— Слушай-ка, что я скажу тебе, — положив
руку на
плечо Алексея и зорко глядя ему в глаза, молвил Патап Максимыч. — Человек ты молодой, будут у тебя другой отец, другая мать… Их-то станешь ли любить?.. Об них-то станешь ли так же промышлять, будешь ли покоить их и почитать по закону Божьему?..
Не отвечая на сестрины слова, Никифор пожимал
плечами и разводил
руками. Насилу развели его с сестрицей, насилу спровадили в холодный подклет.
Расходилася
рука, раззуделось
плечо, распалилось сердце молодецкое — птицей летит Алексей по лесной дорожке…
Приближался шедший впереди подросток лет четырнадцати, в черном суконном кафтанчике, с двумя полотенцами, перевязанными крестом через оба
плеча. В
руках на большой батистовой пелене нес он благословенную икону в золотой ризе, ярко горевшей под лучами полуденного солнца.
— Новенькую какую-нибудь, — продолжала Фленушка, не снимая
руки с
плеча Василья Борисыча. — Тоску нагнали вы своим мычаньем. Слушать даже противно. Да ну же, Василий Борисыч, запевай развеселую!..
При входе Алексея с дядей Елистратом они засуетились, и один, ровно оторвавшись от кучки товарищей, немилосердно передергивая
плечами и размахивая
руками, подвел «новых гостей» к порожнему столику, разостлал перед ними чистую салфетку и, подпершись о бок локтем, шепеляво спросил, наклоняя русую голову...
— У него все возможно. Таков уж норов у крестного, — сказал Сергей Андреич. — Что в голову залезло, клином не выбьешь… Конечно, по достаткам его, особенно же теперь, когда одна дочь осталась, любой первостатейный готов за сына ее посватать, да крестному это все наплевать. Забрело на мысли — шабаш. Право, не в зятья ли он тебя прочит? — прибавил Колышкин с радушным смехом, хлопнув
рукой по
плечу Алексея.
— Слушай, — сказал он, подойдя к Василью Борисычу и положив ему
руки нá
плечи. — Чего торгов боишься? Думаешь, не сладишь?.. Так, что ли?
— Ладно, хорошо… будь по-твоему, — сказал Патап Максимыч, не снимая
рук с
плеч Василья Борисыча. — Ну, слушай теперь: сам я дело завожу, сам хочу промысла на Горах разводить — ты только знаньем своим помогай!
Не архиерей у него на уме, а белые атласные
плечи; не владыку Антония он на памяти держит, про то сладко вспоминает, как, гуляя по лесочку
рука об
руку с Прасковьей Патаповной, горячо обнимал ее, целовал в уста алые и в пухлые, мягкие щеки.
Подошел Варсонофий с Васильем Борисычем к кучке народа. Целая артель расположилась на ночевую у самого озера, по указанью приведшего ее старика с огромной котомкой за
плечами и с кожаной лестовкой в
руке. Были тут и мужчины и женщины.
— Поезжай-ка в Москву поскорее, управляйся там да поспешай обратно. Прям в Осиповку приезжай, — сказал Патап Максимыч, кладя
руку на
плечо Василья Борисыча.
— Бог благословит, — с довольством улыбаясь, ответила мать Виринея. — Экой ты добрый какой, — прибавила она, гладя
рукой по
плечу Петра Степаныча.
А она, отворотясь от этого сухого взгляда, обойдет сзади стула и вдруг нагнется к нему и близко взглянет ему в лицо, положит на
плечо руки или нежно щипнет его за ухо — и вдруг остановится на месте, оцепенеет, смотрит в сторону глубоко-задумчиво, или в землю, точно перемогает себя, или — может быть — вспоминает лучшие дни, Райского-юношу, потом вздохнет, очнется — и опять к нему…
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало! // Тяжелою обидой, словно камнем, // На сердце пал цветок, измятый Лелем // И брошенный. И я как будто тоже // Покинута и брошена, завяла // От слов его насмешливых. К другим // Бежит пастух; они ему милее; // Звучнее смех у них, теплее речи, // Податливей они на поцелуй; // Кладут ему на
плечи руки, прямо // В глаза глядят и смело, при народе, // В объятиях у Леля замирают. // Веселье там и радость.
Неточные совпадения
Вся фигура сухощавая, с узкими
плечами, приподнятыми кверху, с искусственно выпяченною вперед грудью и с длинными, мускулистыми
руками.
В эту самую минуту перед ним явилась маска и положила ему на
плечо свою
руку.
— Барыня, голубушка! — заговорила няня, подходя к Анне и целуя ее
руки и
плечи. — Вот Бог привел радость нашему новорожденному. Ничего-то вы не переменились.
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его.
Руки ее поднялись и опустились ему на
плечи.
Она положила, согнувши, левую
руку на его
плечо, и маленькие ножки в розовых башмаках быстро, легко и мерно задвигались в такт музыки по скользкому паркету.