Неточные совпадения
— Бога она не боится!.. Умереть не дает Божьей старице как следует, — роптала она. — В черной рясе да к лекарям лечиться грех-от какой!.. Чего матери-то глядят, зачем дают Марье Гавриловне в
обители своевольничать!.. Слыхано ль дело, чтобы старица, да еще игуменья, у лекарей лечилась?.. Перед самой-то
смертью праведную душеньку ее опоганить вздумала!.. Ох, злодейка, злодейка ты, Марья Гавриловна… Еще немца, пожалуй, лечить-то привезут — нехристя!.. Ой!.. Тошнехонько и вздумать про такой грех…
— Впервой хворала я смертным недугом, — сказала Манефа, — и все время была без ума, без памяти. Ну как к смерти-то разболеюсь, да тоже не в себе буду… не распоряжусь, как надо?.. Поэтому и хочется мне загодя устроить тебя, Фленушка, чтоб после моей
смерти никто тебя не обидел… В мое добро матери могут вступиться, ведь по уставу именье инокини в
обитель идет… А что, Фленушка, не надеть ли тебе, голубушка моя, манатью с черной рясой?..
Совесть ли докучала ей; над Настиной ли
смертью она призадумалась; над советом ли матушки надеть иночество и прибрать к рукам всю
обитель; томила ль ее досада, что вот и Троица на дворе, а казанского гостя Петра Степаныча Самоквасова все нет как нет?..
— В Комарове, — начал с лукавой важностью в первый еще раз после Настиной
смерти расшутившийся Патап Максимыч, — в Комарове теперь женски только
обители.
Дó
смерти не выйдет из их памяти, как молодыми белицами они во честных
обителях житие провождали.
Неточные совпадения
Червев, однако, и тут не был бесполезным жильцом: незадолго перед
смертью он оказал
обители ценную услугу и в этот раз явил себя миру со стороны до сих пор неизвестной.
— А я скажу, все скажу, — не унималась Досифея. — Все тебя боятся, а я скажу. Меня ведь бить не будешь, а в затвор посадишь, за тебя же бога буду молить. Денно-нощно прошу
смерти, да бог меня забыл… Вместе с
обителью кончину приму. А тебя мне жаль, игумен, — тоже напрасную
смерть примешь… да. Ох, как надо молиться тебе… крепко молиться.
Больным местом готовившейся осады была Дивья
обитель, вернее сказать — сидевшая в затворе княжиха, в иночестве Фоина. Сам игумен Моисей не посмел ее тронуть, а без нее и сестры не пойдут. Мать Досифея наотрез отказалась: от своей
смерти, слышь, никуда не уйдешь, а господь и не это терпел от разбойников. О томившейся в затворе Охоне знал один черный поп Пафнутий, а сестры не знали, потому что привезена она была тайно и сдана на поруки самой Досифее. Инок Гермоген тоже ничего не подозревал.