После отшедшего века магнатерии они начинали век инженерии, и, должно признаться, начинали его со славою. Заря, облиставшая инженерную славу, поднималась в Варшаве и Новогеоргиевске и оттуда светила далее, против естества, — с запада на восток, через Киев, даже до Баку и Ленкорани, ибо ныне даже и там воспрославлено имя
русского инженера.
Именитые поляки, поддерживавшие здесь ранее честь польской аристократии, присмирели и были вытеснены в «малые кабинеты», а самым большим помещением завладели
русские инженеры и назвали его «инженерным залом».
Неточные совпадения
В октябре 1888 года по Москве разнесся слух о крушении царского поезда около станции Борки. Говорили смутно о злостном покушении. Москва волновалась. Потом из газет стало известно, что катастрофа чудом обошлась без жертв. Повсюду служились молебны, и на всех углах ругали вслух
инженеров с подрядчиками. Наконец пришли вести, что Москва ждет в гости царя и царскую семью: они приедут поклониться древним
русским святыням.
— Я тоже совсем не знаю
русского народа и… вовсе нет времени изучать! — отрезал опять
инженер и опять круто повернулся на диване. Степан Трофимович осекся на половине речи.
Москва в первый раз увидала туров в восьмидесятых годах. Известный охотник городской
инженер Н. М. Левазов, тот самый, который очистил авгиевы конюшни Неглинки, основав
Русский охотничий клуб, поехал на Кавказ охотиться под Эльбрусом и привез трех красавцев туров, из которых препаратор Бланк сделал великолепные чучела. Они и стояли в первом зале Охотничьего клуба вплоть до его закрытия уже после Октября. Но видеть их могли только члены и гости клуба.
Были у нас издавна пушкари,
инженеры иноземные, но они делали свое дело, не передавая своего искусства
русским.
На вопрос о причине замедления
инженеры отвечали, что в Вене никак не ожидали такого раннего похода
русских войск и что
русский посланник при цесарском дворе, Кузьма Нефимонов, ничего им не говорил и сам ничего не знал о ходе военных действий.