Неточные совпадения
— В том роде,
как бродяга али странник, — объясняла Аграфена в свое оправдание. — Рубаха на нем изгребная, синяя, на ногах коты… Кабы знатье, так
разе бы я стала его лепешкой кормить али наваливаться?
Она несколько
раз давала случай Серафиме вставить словечко, — не прежнее время, когда девки сидели, набравши воды в рот,
как немые.
Девушки посмотрели на мать и все
разом поднялись. Харитон Артемьич понял свою оплошку и только засопел носом,
как давешний иноходец. К довершению скандала, он через пять минут заснул.
— И то я их жалею, про себя жалею. И Емельян-то уж в годах. Сам не маленький… Ну, вижу, помутился он, тоскует… Ну, я ему
раз и говорю: «Емельян, когда я помру, делай,
как хочешь. Я с тебя воли не снимаю». Так и сказал. А при себе не могу дозволить.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал и вообще был везде душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял. На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать,
как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел на «ты» и несколько
раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
Серафима Харитоновна тихо засмеялась и еще
раз поцеловала сестру. Когда вошли в комнату и Серафима рассмотрела суслонскую писаршу, то невольно подумала: «
Какая деревенщина стала наша Анна! Неужели и я такая буду!» Анна действительно сильно опустилась, обрюзгла и одевалась чуть не по-деревенски. Рядом с ней Серафима казалась барыней. Ловко сшитое дорожное платье сидело на ней,
как перчатка.
—
Разе это работа, Михей Зотыч? На два вершка в глубину пашут… Тьфу! Помажут кое-как сверху — вот и вся работа. У нас в Чердынском уезде земелька-то по четыре рублика ренды за десятину ходит, — ну, ее и холят. Да и
какая земля — глина да песок. А здесь одна божецкая благодать… Ох, бить их некому, пшеничников!
Путешественники несколько
раз ночевали в поле, чтобы не тратиться на постой. Михей Зотыч был скуп,
как кощей, и держал солдата впроголодь. Зачем напрасно деньги травить? Все равно — такого старого черта не откормишь. Сначала солдат роптал и даже ругался.
Мальчик был такой ласковый, и Серафима полюбила его с первого
раза,
как родного брата.
— Ты меня будешь помнить, — повторила несколько
раз Харитина, давая отцу нюхать спирт. — Я не шутки с тобой шутила. О,
как я тебя люблю, несчастный!
Все
разом поднялись,
как по команде, и, не прощаясь друг с другом, повалили к двери. Галактион догнал Штоффа уже на лестнице и начал прощаться.
— Харитина, я был пьян,
как скотина… в первый
раз в жизни. Я себя презираю… и ты… и все…
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть на Галактиона такими глазами, точно видела его в первый
раз. Гость пил чай и думал,
какая она славная, вот эта Харитина. Эх, если б ей другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом,
как и другие, с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого
раза заявил...
Крошечная детская с одним окном и двумя кроватями привела мисс Дудль еще
раз в ужас, а потом она уже перестала удивляться. Гости произвели в детской что-то вроде обыска. Мисс Дудль держала себя,
как опытный сыщик: осмотрела игрушки, книги, детскую кровать, заглянула под кровать, отодвинула все комоды и даже пересчитала белье и платья. Стабровский с большим вниманием следил за ней и тоже рассматривал детские лифчики, рубашки и кофточки.
Несколько
раз мать и дочь предъявляли взаимные претензии Серафиме,
как матери.
Он чувствовал себя таким маленьким и ничтожным, потому что в первый
раз лицом к лицу встретился с настоящими большими дельцами, рассуждавшими о миллионах с таким же равнодушием,
как другие говорят о двугривенном.
— Э, вздор!.. Никто и ничего не узнает. Да ты в первый
раз, что ли, в Кунару едешь? Вот чудак. Уж хуже, брат, того, что про тебя говорят, все равно не скажут. Ты думаешь, что никто не знает,
как тебя дома-то золотят? Весь город знает… Ну, да все это пустяки.
Несколько
раз Галактион хотел отказаться от конкурса, но все откладывал, — и жить чем-нибудь нужно, и другие члены конкурса рассердятся. Вообще,
как ни кинь — все клин. У Бубновых теперь Галактион бывал совсем редко, и Прасковья Ивановна сердилась на него.
Эта новость была отпразднована у Стабровского на широкую ногу. Галактион еще в первый
раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион,
как ни старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что приходилось только пить.
Когда мельник Ермилыч заслышал о поповской помочи, то сейчас же отправился верхом в Суслон. Он в последнее время вообще сильно волновался и начинал не понимать, что делается кругом. Только и радости, что поговорит с писарем. Этот уж все знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот
как выучил… У Ермилыча было страстное желание еще
раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил, и никто ничего не знает, что дальше будет.
— А даже очень просто… Хлеб за брюхом не ходит. Мы-то тут дураками печатными сидим да мух ловим, а они орудуют. Взять хоть Михея Зотыча… С него вся музыка-то началась. Помнишь,
как он объявился в Суслоне в первый
раз? Бродяга не бродяга, юродивый не юродивый, а около того… Промежду прочим, оказал себя поумнее всех. Недаром он тогда всех нас дурачками навеличивал и прибаутки свои наговаривал. Оно и вышло,
как по-писаному: прямые дурачки.
Разе такой Суслон-то был тогда?
Помощь Вахрушки дала сейчас же самые благодетельные результаты. Он кричал на баб, ставивших столы во дворе, чуть не сшиб с ног два
раза попадью, придавил лапу поповскому коту, обругал поповскую стряпуху, — одним словом, старался. Писаря и мельника он встречал с внутренним озлоблением,
как непрошенных гостей.
— Как-нибудь в другой
раз, Харитон Артемьич, — бормотал доктор.
— Ну, ничего, выучимся… Это карта Урала и прилегающих к нему губерний, с которыми нам и придется иметь дело. У нас своя география.
Какие все чудные места!.. Истинно страна, текущая млеком и медом. Здесь могло бы благоденствовать население в пять
раз большее… Так, вероятно, и будет когда-нибудь, когда нас не будет на свете.
— Галактион, бог с тобой, — бормотала она упавшим голосом. —
Какой ты, право. Мне хуже во сто
раз, да ведь я ничего.
В другой
раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит,
как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
— Так-то будет вернее, — говорил он, еще
раз прочитывая составленную Замараевым духовную. — Вот что, Флегонт,
как я теперь буду благодарить тебя?
Раз ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула,
как почувствовала, что что-то сидит у ней на кровати. Это была Серафима. Она пришла в одной рубашке, с распущенными волосами и, кажется, не понимала, что делает. Харитина взяла ее за руку и,
как лунатика, увела в ее спальню.
— Ух, надоела мне эта самая деревенская темнота! — повторял он. — Ведь я-то не простой мужик, Галактион Михеич, а свою полировку имею… За битого двух небитых дают. Конешно, Михей Зотыч жалованья мне не заплатили, это точно, а я не сержусь… Что же, ему, может, больше надо. А уж в городе-то я вот
как буду стараться. У меня короткий разговор:
раз, два — и готово. Ха-ха… Дела не подгадим. Только вот с мертвяком ошибочка вышла.
Галактион стоял все время на крыльце, пока экипаж не скрылся из глаз. Харитина не оглянулась ни
разу. Ему сделалось как-то и жутко, и тяжело, и жаль себя. Вся эта поездка с Харитиной у отца была только злою выходкой,
как все, что он делал. Старик в глаза смеялся над ним и в глаза дразнил Харитиной. Да, «без щей тоже не проживешь». Это была какая-то бессмысленная и обидная правда.
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все пошло прахом. Вон
какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть
раз пять.
— Барышня, а вы не находите меня сумасшедшим? — спросил ее
раз доктор с больною улыбкой. — Будемте откровенны… Я самое худшее уже пережил и смотрю на себя,
как на пациента.
Сколько
раз Галактион раньше думал о том,
как было бы хорошо, если бы Серафима умерла.
Тут выяснился в первый
раз роковой вопрос, что золотое дно,
каким до сих пор считалось Зауралье, не может обеспечивать равномерно хлебом работу всех мельниц.
— Мало ли
какую… Была же какая-то война за испанское наследство. Вот бы Ечкину примазаться в самый
раз.
Теперь Галактион уже решительно ничего не понимал. Его выручил появившийся Замараев. Он еще в первый
раз в жизни надел фрак и чувствовал себя,
как молодая лошадь в хомуте.
Свадьба Симона,
как и свадьба Галактиона, закончилась крупным скандалом, хотя и в другом роде. Еще за свадебным столом Замараев несколько
раз подталкивал Симона и шептал...
К себе Нагибин не принимал и жил в обществе какой-то глухой старухи кухарки. Соседи видели,
как к нему приезжал несколько
раз Ечкин, потом приходил Полуянов, и, наконец, видели
раз,
как рано утром от Нагибина выходил Лиодор. Дальнейшие известия о Нагибине прекратились окончательно. Он перестал показываться даже на улице.
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и на высоких копыльях. Когда выехали на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться,
как по маслу, и несколько
раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором смотрела на валявшихся по дороге седоков.
Дальше скитники ехали молча и только переглядывались и шептали молитвы, когда на раскатах разносило некованные сани. Они еще вывалились
раз пять, но ничего не говорили, а только опасливо озирались по сторонам. В одном месте Анфим больно зашиб руку и только улыбнулся. Ох, не любит антихрист, когда обличают его лестные кознования. Вон
как ударил, и прямо по руке, которая творит крестное знамение. На, чувствуй, старец Анфим!
Михей Зотыч не мог заснуть всю ночь. Ему все слышался шум на улице, топот ног, угрожающие крики, и он опять трясся,
как в лихорадке.
Раз десять он подкрадывался к окну, припадал ухом и вслушивался. Все было тихо, он крестился и опять напрасно старался заснуть. Еще в первый
раз в жизни смерть была так близко, совсем на носу, и он трепетал, несмотря на свои девяносто лет.
К молодому пану Казимиру Стабровский отнесся довольно холодно,
как относятся к дальним родственникам, а Дидя с первого
раза взяла над ним верх и без стеснения вышучивала каждый его шаг.
Он даже рассказал целую историю этого отравления, пока следователь не догадался отправить его на испытание в больницу душевнобольных. Отец тоже был ненормален и радовался,
как ребенок, что еще
раз избавился от сына.
Именно в одно из таких утр, когда Вахрушка с мрачным видом сидел у себя в швейцарской, к нему заявился Михей Зотыч, одетый странником,
каким он его видел в первый
раз, когда в Суслоне засадил, по приказанию Замараева, в темную.
Увлекшись этим богословским спором, Вахрушка, кажется, еще в первый
раз за все время своей службы не видал,
как приехал Мышников и прошел в банк. Он опомнился только, когда к банку сломя голову прискакал на извозчике Штофф и, не раздеваясь, полетел наверх.