Неточные совпадения
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за
день рады были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько
других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
— Не один он такой-то…
Другие в орде темным
делом капитал приобрели, как Харитошка Булыгин. Известное
дело, как там капиталы наживают. Недаром говорится: орда слепая. Какими деньгами рассчитываются в орде? Ордынец возьмет бумажку, посмотрит и просит дать
другую, чтобы «тавро поятнее».
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а не съели
друг друга. И
дела раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое
дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и
другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое
дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
— Ну, капитал
дело наживное, — спорила
другая тетка, — не с деньгами жить… А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий, а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста на примете, любовным
делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а с
другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого
дня и мог говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя.
Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет на
день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались на ключ.
— Это, голубчик, гениальнейший человек, и
другого такого нет, не было и не будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет и бриллианты поддельные, но я отдал бы ему все, что имею. Стабровский тоже хорош, только это уж
другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие
дела обделывали.
Серафима даже всплакнула с горя. С сестрой она успела поссориться на
другой же
день и обозвала ее неотесаной деревенщиной, а потом сама же обиделась и расплакалась.
Сказано — сделано, и старики ударили по рукам. Согласно уговору Михей Зотыч должен был ожидать верного слугу в Баклановой, где уже вперед купил себе лошадь и телегу. Вахрушка скоро разделался с писарем и на
другой день ехал уже в одной телеге с Михеем Зотычем.
— Ты вот что, хозяин, — заявил Вахрушка на
другой день своей службы, — ты не мудри, а то…
Когда Галактион проснулся на
другой день, все случившееся ночью ему показалось тяжелым кошмаром.
Серафима слушала мужа только из вежливости. В
делах она попрежнему ничего не понимала. Да и муж как-то не умел с нею разговаривать. Вот,
другое дело, приедет Карл Карлыч, тот все умеет понятно рассказать. Он вот и жене все наряды покупает и даже в шляпах знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы не знает с мужем, даром, что немец, и щеголяет напропалую.
Значит, нужно пристроиться к
другому делу.
Возьмите всякое
другое коммерческое
дело — везде риск, везде опасность, везде сомнения.
Другая жена допыталась бы, в чем
дело, и не успокоилась бы, пока не вызнала бы всего.
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и одной. Да и
дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а
друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
— Это у тебя веселье только на уме, — оговорила мать. — У
других на уме
дело, а у тебя пустяки.
Эта первая неудачная встреча не помешала следующим, и доктор даже понравился Галактиону, как человек совершенно
другого, неизвестного ему мира. Доктор постоянно был под хмельком и любил поговорить на разные темы, забывая на
другой день, о чем говорилось вчера.
— Да вы первый. Вот возьмите хотя ваше хлебное
дело: ведь оно, говоря откровенно, ушло от вас. Вы упустили удобный момент, и какой-нибудь старик Колобов отбил целый хлебный рынок. Теперь
другие потянутся за ним, а Заполье будет падать, то есть ваша хлебная торговля. А все отчего? Колобов высмотрел центральное место для рынка и воспользовался этим. Постройте вы крупчатные мельницы раньше его, и ему бы ничего не поделать… да. Упущен был момент.
— Я говорю к примеру… Мало ли есть
других дел, Тарас Семеныч? Только нужны люди и деньги… да.
Впрочем, у него было несколько
других проектов, не менее блестящих, чем хлебное
дело на новых основаниях.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и на свете жить. Только в глубине души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем бы
другое дело.
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да. Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить, как хотите, —
дело ваше, — а зачем же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие
друзья, и вы о ней не хотите позаботиться.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила, а с
другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую, а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все
дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к себе на колени и ласково принялся утешать.
Проигравшись как-то в клубе в пух и прах, Полуянов на
другой день с похмелья отправился к Шахме и без предисловий заявил свои подозрения.
Когда на
другой день приехал к Харитине встревоженный Галактион, она встретила его довольно равнодушно и лениво проговорила...
Появилась даже в столичных газетах длинная корреспонденция о
деле Полуянова, причем неизвестный корреспондент намекал, что это
дело служит только к целому ряду
других, которые Полуянов покрывал «из благодарности».
— Это он только сначала о Полуянове, а потом и до
других доберется, — толковали купцы. — Что же это такое будет-то? Раньше жили себе, и никому
дела до нас не было… Ну, там пожар, неурожай, холера, а от корреспондента до сих пор бог миловал. Растерзать его мало, этого самого корреспондента.
— Ведь я младенец сравнительно с
другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать, а кругом воровали на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы, а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили на свободу всего на одну неделю: первым
делом убил бы попа Макара, а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
— Уж это вы кого
другого не отпускайте, Прасковья Ивановна, а я-то в таких
делах ни при чем.
Галактион вернулся домой только вечером на
другой день. Серафима бросилась к окну и видела, как от ворот отъезжал извозчик. Для нее теперь было все ясно. Он вошел сердитый, вперед приготовившись к неприятной сцене.
Перед Ильиным
днем поп Макар устраивал «помочь». На покос выходило до полуторых сот косцов. Мужики любили попа Макара и не отказывались поработать денек. Да и как было не поработать, когда поп Макар крестил почти всех косцов, венчал, а в будущем должен был похоронить? За глаза говорили про попа то и се, а на
деле выходило
другое. Теперь в особенности популярность попа Макара выросла благодаря свержению ига исправника Полуянова.
Конечно, все
дело по сравнению с
другими.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед
другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем
деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
Этот случайный разговор с писарем подействовал на Галактиона успокоивающим образом. Кажется, ничего особенного не было сказано, а как-то легче на душе. Именно в таком настроении он поехал на
другой день утром к отцу. По дороге встретился Емельян.
Этот визит все-таки обеспокоил Галактиона. Дыму без огня не бывает. По городу благодаря полуяновскому
делу ходили всевозможные слухи о разных
других назревавших
делах, а в том числе и о бубновской опеке. Как на беду, и всеведущий Штофф куда-то провалился. Впрочем, он скоро вернулся из какой-то таинственной поездки и приехал к Галактиону ночью, на огонек.
В первую минуту, подавленный неожиданностью всего случившегося, бывший исправник повел свое
дело, как и
другие в его положении, исходя из принципа, что пропадать, так пропадать не одному, а вместе с
другими.
На
другой день Харитина получила от мужа самое жалкое письмо. Он униженно просил прощения и умолял навестить его. Харитина разорвала письмо и не поехала в острог. Ее теперь больше всего интересовала затея женить доктора на Агнии. Серафима отнеслась к этой комбинации совершенно равнодушно и только заметила...
— Вот ты какой, а?.. А раньше что говорил? Теперь, видно, за ум хватился. У Малыгиных для всех зятьев один порядок: после венца десять тысяч, а после смерти родителей по
разделу с
другими.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с
другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие
дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное
дело — только ничтожная часть
других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
С
другой стороны, с каждым
днем его все сильнее и сильнее охватывала жажда широкой деятельности и больших
дел.
— Многонько-с. Сотенный билет могу, а когда издержите —
другой. Тысячу-то и потерять можно по женскому
делу.
Что было делать Замараеву? Предупредить мужа, поговорить откровенно с самой, объяснить все Анфусе Гавриловне, — ни то, ни
другое, ни третье не входило в его планы. С какой он стати будет вмешиваться в чужие
дела? Да и доказать это трудно, а он может остаться в дураках.
— Ах, сколько
дела! — повторял он, не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы меня, господа, оттерли от банка, ну, да я и не сержусь, — где наше не пропало? У меня по горло
других дел. Скажите, Луковников дома?
Этот деловой разговор утомил Харитину, и она нахмурилась. В самом
деле, что это к ней все привязываются, точно сговорились в один голос: чем будешь жить да как будешь жить? Живут же
другие вдовы, и никто их не пытает.
В
другой раз Анфуса Гавриловна отвела бы душеньку и побранила бы и дочерей и зятьев, да опять и нельзя: Полуянова ругать — битого бить, Галактиона — дочери досадить, Харитину — с непокрытой головы волосы драть, сына Лиодора — себя изводить. Болело материнское сердце
день и ночь, а взять не с кого. Вот и сейчас, налетела Харитина незнамо зачем и сидит, как зачумленная. Только и радости, что суслонский писарь, который все-таки разные слова разговаривает и всем старается угодить.
Теперь
дело сводилось именно на то, кто захватит вперед и предупредит
других.
— Отчего бы вам, Болеслав Брониславич, не заняться
другим делом? — решился заметить Галактион. — Ведь всякое
дело у вас пошло бы колесом.
Галактион кое-как понял, в чем
дело. Конечно, Вахрушка напился свыше меры — это так, но, с
другой стороны, и отец был неправ, не рассчитав старика. Во всем этом было что-то такое дикое.