Впрочем, Галактион почти не жил дома, а все разъезжал по делам банка и делам Стабровского. Прохоров не хотел сдаваться и вел отчаянную борьбу. Стороны зашли уже слишком далеко, чтобы помириться на пустяках. Стабровский с каждым годом развивал свои операции все шире и начинал теснить конкурента уже на его территории. Весь
вопрос сводился только на то, которая сторона выдержит дольше. О пощаде не могло быть и речи.
Опять тормозила петербургская контора, потому что весь
вопрос сводился на деньги; заводовладельцы привыкли только получать с заводов миллионные прибыли и решительно ничего не вкладывали в дело от себя.
Неточные совпадения
— Сам понимаешь, значит, для чего. Другим одно, а нам, желторотым, другое, нам прежде всего надо предвечные
вопросы разрешить, вот наша забота. Вся молодая Россия только лишь о вековечных
вопросах теперь и толкует. Именно теперь, как старики все полезли вдруг практическими
вопросами заниматься. Ты из-за чего все три месяца глядел на меня в ожидании? Чтобы допросить меня: «Како веруеши али вовсе не веруеши?» — вот ведь к чему
сводились ваши трехмесячные взгляды, Алексей Федорович, ведь так?
Политический
вопрос с 1830 года делается исключительно
вопросом мещанским, и вековая борьба высказывается страстями и влечениями господствующего состояния. Жизнь
свелась на биржевую игру, все превратилось в меняльные лавочки и рынки — редакции журналов, избирательные собрания, камеры. Англичане до того привыкли все приводить, к лавочной номенклатуре, что называют свою старую англиканскую церковь — Old Shop. [Старая лавка (англ.).]
В большей части социальных сочинений важны не идеалы, которые почти всегда или недосягаемы в настоящем, или
сводятся на какое-нибудь одностороннее решение, а то, что, достигая до них, становится
вопросом.
Его не интересует
вопрос о том, «повинен ли в адюльтере господин такой-то с госпожой такой-то», к чему, по его мнению,
свелась вся почти французская литература.
Если каждый имеет право употреблять насилие при угрожающей другому опасности, то
вопрос об употреблении насилия
сводится к
вопросу определения того, что считать опасностью для другого.