Неточные совпадения
— Матушка наказывала… Своя кровь, говорит, а мне все равно, родимый мой. Не моя причина… Известно, темные мы люди, прямо сказать:
от пня
народ. Ну, матушка и наказала: поди
к брату и спроси…
К вечеру
народу в кабаке набралось много, и она торговала с опухшими
от слез глазами.
— Так-то вот, родимый мой Петр Елисеич, — заговорил Мосей, подсаживаясь
к брату. — Надо мне тебя было видеть, да все доступа не выходило. Есть у меня до тебя одно словечко… Уж ты не взыщи на нашей темноте, потому как мы
народ, пряменько сказать,
от пня.
— Ну, они на Святом озере и есть, Крестовые-то… Три старца на них спасались: Пахомий-постник, да другой старец Пафнутий-болящий, да третий старец Порфирий-страстотерпец, во узилище
от никониан раны и напрасную смерть приявший. Вот
к ним на могилку
народ и ходит. Под Петров день
к отцу Спиридону на могилку идут, а в успенье — на Крестовые. А тут вот, подадимся малым делом, выступит гора Нудиха, а в ней пещера схимника Паисия. Тоже угодное место…
До Петрова дня оставались еще целые сутки, а на росстани
народ уже набирался. Это были все дальние богомольцы, из глухих раскольничьих углов и дальних мест.
К о. Спиридонию шли благочестивые люди даже из Екатеринбурга и Златоуста, шли целыми неделями. Ключевляне и самосадчане приходили последними, потому что не боялись опоздать. Это было на руку матери Енафе: она побаивалась за свою Аглаиду… Не вышло бы чего
от ключевлян, когда узнают ее. Пока мать Енафа мало с кем говорила, хотя ее и знали почти все.
От волнения Тит в первую минуту не мог сказать слова, а только тяжело дышал. Его худенькое старческое лицо было покрыто потом, а маленькие глазки глядели с усталою покорностью.
Народ набился в волость, но,
к счастью Тита, большинство здесь составляли кержаки.
— Не поглянулся, видно, свой-то хлеб? — пошутил Основа и, когда другие засмеялись, сердито добавил: — А вы чему обрадовались? Правильно старик-то говорит… Право, галманы!.. Ты, дедушка, ужо как-нибудь заверни ко мне на заимку, покалякаем
от свободности, а будут
к тебе приставать — ущитим как ни на есть.
Народ неправильный, это ты верно говоришь.
К весне солдат купил место у самого базара и начал строиться, а в лавчонку посадил Домнушку, которая в первое время не знала, куда ей девать глаза. И совестно ей было, и мужа она боялась. Эта выставка у всех на виду для нее была настоящею казнью, особенно по праздникам, когда на базар набирался
народ со всех трех концов, и чуткое ухо Домнушки ловило смешки и шутки над ее старыми грехами. Особенно доставалось ей
от отчаянной заводской поденщицы Марьки.
Совершенно не национальной, отвлеченно-человеческой, легко транспортируемой
от народа к народу является наименее творческая, внешне техническая сторона культуры.
Неточные совпадения
Для Константина
народ был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь
к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье
от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на
народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать
к баракам.
От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие
народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя
к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
― Легко быть введену в заблуждение, делая заключение об общем призвании
народа, ― сказал Метров, перебивая Левина. ― Состояние рабочего всегда будет зависеть
от его отношения
к земле и капиталу.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали
к нему.
К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать на вопросы, не мог говорить ни с кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь
от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
«Иисус говорит ей: не сказал ли я тебе, что если будешь веровать, увидишь славу божию? Итак, отняли камень
от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи
к небу и сказал: отче, благодарю тебя, что ты услышал меня. Я и знал, что ты всегда услышишь меня; но сказал сие для
народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что ты послал меня. Сказав сие, воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший,