Неточные совпадения
— Эй, Антип, воля пришла… Завтра, брат, все вольные
будем! Если бы тебе еще зубы
новые дать на воле-то…
Как первый завод в даче, Ключевской долго назывался старым, а Мурмосский —
новым, но когда
были выстроены другие заводы, то и эти названия утратили всякий смысл и постепенно забылись.
Дверь
была открыта, и
новые гости входили и выходили сплошною толпой.
Худой, изможденный учитель Агап, в казинетовом пальтишке и дырявых сапогах, добыл из кармана кошелек с деньгами и послал Рачителя за
новым полуштофом: «Пировать так пировать, а там пусть дома жена
ест, как ржавчина». С этою счастливою мыслью
были согласны Евгеньич и Рачитель, как люди опытные в житейских делах.
Три раза пытался бежать с дороги маленький самосадский дикарь и три раза
был жестоко наказан родными розгами, а дальше следовало ошеломляющее впечатление
новой парижской жизни.
Было у них два хлева, где стояли Терешкина лошадь и корова Пестренка, под навесом красовалась
новая телега, под другим жили овцы, а в огороде
была устроена особая загородка для свиней.
Вместе с приливавшим довольством явились и
новые требования: Агафью взяли уже из богатого дома, — значит, ею нельзя
было так помыкать, как Татьяной, да и работать по-настоящему еще нужно
было учить.
Сборы Илюшки
были окончены в пять минут: две
новых рубахи,
новые сапоги и суконное пальтишко
были связаны в один узел и засунуты в повозку Груздева под козла. Рачителиха, заливаясь слезами, остановилась в дверях кабака.
Петр Елисеич
был другого мнения, которое старался высказать по возможности в самой мягкой форме. В Западной Европе даровой крепостной труд давно уже не существует, а между тем заводское дело процветает благодаря машинам и улучшениям в производстве. Конечно, сразу нельзя обставить заводы, но постепенно все устроится. Даже
будет выгоднее и для заводов эта
новая система хозяйства.
Новые тесовые ворота действительно
были вымазаны дегтем, и Таисья «ужахнулась» еще раз.
Смущенный Кирилл, сбиваясь в словах, объяснял, как они должны
были проезжать через Талый, и скрыл про ночевку на Бастрыке. Енафа не слушала его, а сама так и впилась своими большими черными глазами в
новую трудницу. Она, конечно, сразу поняла, какую жар-птицу послала ей Таисья.
Тараско перешел вместе с Кузьмичом в паровой корпус и его должность называлась «ходить у крантов».
Новая работа
была совсем легкая, и Тараско в холода оставался даже ночевать в паровом корпусе, а
есть приносила ему Наташка. Она частенько завертывала «к машине» и весело балагурила с Кузьмичом, пока Тараско опрастывал какой-нибудь бурачок со щами из толстой крупы с сметанною забелой.
На Катрю Анфиса Егоровна не обратила никакого внимания и точно не замечала ее. В зале она велела переставить мебель, в столовой накрыли стол по-новому, в Нюрочкиной комнате постлали ковер — одним словом, произведена
была маленькая революция, а гостья все ходила из комнаты в комнату своими неслышными шагами и находила
новые беспорядки. Когда вернулся с фабрики Петр Елисеич, он заметно смутился.
У Морока знакомых
была полна фабрика: одни его били, других он сам бил. Но он не помнил ни своего, ни чужого зла и добродушно раскланивался направо и налево. Между прочим, он посидел в кричном корпусе и поговорил ни о чем с Афонькой Туляком, дальше по пути завернул к кузнецам и заглянул в
новый корпус, где пыхтела паровая машина.
Неужели
будут только повторяться старые ошибки в
новой форме?
Груздевский дом на Самосадке
был жарко натоплен в ожидании
новых хозяев.
Про черный день у Петра Елисеича
было накоплено тысяч двенадцать, но они давали ему очень немного. Он не умел купить выгодных бумаг, а чтобы продать свои бумаги и купить
новые — пришлось бы потерять очень много на комиссионных расходах и на разнице курса. Предложение Груздева пришлось ему по душе. Он доверялся ему вполне. Если что его и смущало, так это груздевские кабаки. Но ведь можно уговориться, чтобы он его деньги пустил в оборот по другим операциям, как та же хлебная торговля.
Зато мать Енафа
была радехонька каждому
новому человеку и ублажала каждого встречного.
Правда, жаль
было оставлять свой домишко, но, с другой стороны, примиряющим обстоятельством являлась квартирная плата, которую Ефим Андреич
будет получать за свой дом, да и
новому рудничному смотрителю где-нибудь надо же приютиться.
Главное затруднение представлялось в разной домашности: и корова Пестренка, и старый слуга Гнедко, и курочки, — всех нужно
было тащить за собой да устраивать на
новом месте.
— Веселей похаживай! — командовал Артем, довольный своею
новою службой, на которой можно
было ничего не делать.
Наследники Устюжанинова не хотели ничего знать о
новых условиях заводского труда, — им нужны
были только доходы.
Аристашка оцепенел, как дупель, над которым охотничья собака сделала стойку. Он заметил всего одно:
новый главный управляющий
был кос на левый глаз, тогда как он, Аристашка, имел косой правый глаз. Управляющий бойко взбежал во второй этаж, осмотрел все комнаты и коротко приказал оставить себе всего две — кабинет и приемную, а остальные затворить.
Аристашка только замычал, с удивлением разглядывая
новое начальство. Это
был небольшого роста господин, неопределенных лет, с солдатскою физиономией; тусклый глаз неопределенного цвета суетливо ерзал по сторонам. Дорожный костюм
был сменен горно-инженерским мундиром. Все движения отличались порывистостью. В общем ничего запугивающего, как у крепостных управляющих, вроде Луки Назарыча, умевших наводить панику одним своим видом.
В семь часов
новый управляющий уже
был в заводской конторе. Служащих, конечно, налицо не оказалось, и он немедленно потребовал бухгалтера, с которым без дальних разговоров и приступил к делам.
Первою жертвой
нового главного управляющего сделался Палач, чего и нужно
было ожидать.
Придут сваты в кабак,
выпьют горилки, сядут куда-нибудь в уголок да так и сидят молча, точно пришибленные. И в кабаке все
новый народ пошел, и все больше молодые, кержачата да хохлы, а с ними и туляки, которые посмелее.
— Так-с… А я вам скажу, что это нехорошо. Совращать моих прихожан я не могу позволить… Один пример поведет за собой десять других. Это называется совращением в раскол, и я должен поступить по закону… Кроме этого, я знаю, что завелась у вас
новая секта духовных братьев и сестер и что главная зачинщица Аграфена Гущина под именем Авгари распространяет это лжеучение при покровительстве хорошо известных мне лиц. Это
будет еще похуже совращения в раскол, и относительно этого тоже
есть свой закон… Да-с.
Это
был заводский делец совершенно
нового типа, еще неизвестный на Урале, где до сих пор вершили заводские дела свои крепостные, доморощенные управители, питавшие органическое отвращение к писаной бумаге вообще.
По крайней мере половина служащих
была сменена за ненадобностью, а на их место поступили
новые, выписанные
новым главным управляющим.
— Рабочие прежде всего люди, — говорил он
новому начальству. — У них
есть свое самолюбие, известные традиции, наконец простое человеческое достоинство… По моему мнению, именно этих сторон и не следует трогать.
Конечно, в том и другом случае источник богатства являлся крайне сомнительным, но важно
было то, что
новые люди сумели воспользоваться богатством уже по-новому.
Петр Елисеич отмалчивался, что еще больше раздражало Голиковского. Старик исправник тоже молча курил сигару; это
был администратор
нового типа, который понимал, что самое лучшее положение дел в уезде то, когда нет никаких дел. Создавать такие бунты просто невыгодно: в случае чего, он же и останется в ответе, а пусть Голиковский сам расхлебывает кашу, благо получает ровно в пять раз больше жалованья.
Собственно, у исправника
была своя цель: произвести негласное дознание относительно агитации о своей земле и о
новой секте «духовных братьев».
Они вдвоем обходили все корпуса и подробно осматривали, все ли в порядке. Мертвым холодом веяло из каждого угла, точно они ходили по кладбищу. Петра Елисеича удивляло, что фабрика стоит пустая всего полгода, а между тем везде являлись
новые изъяны, требовавшие ремонта и поправок. Когда фабрика
была в полном действии, все казалось и крепче и лучше. Явились трещины в стенах, машины ржавели, печи и горны разваливались сами собой, водяной ларь дал течь, дерево гнило на глазах.
Пришел Окулко после двадцатилетнего скитальчества домой ни к чему, пожил в
новой избе у старухи матери, а потом, когда выбрали в головы Макара Горбатого, выпросился на службу в сотские — такого верного слуги нужно
было поискать.
Господский дом
был летом подновлен и в нем жил сейчас
новый управитель «из поляков».
Вечерком завернул к Таисье
новый старшина Макар, который пришел вместе с Васей, а потом пришла сестра Аглаида. Много
было разговоров о ключевском разоренье, о ключевской нужде, о старых знакомых. Груздев припомнил и мочеганских ходоков, которые искали свою землю в орде.