Неточные совпадения
— Отчего же он не остановился у Бахаревых? — соображала Заплатина, заключая свои кости
в корсет. — Видно, себе на уме… Все-таки сейчас поеду к Бахаревым. Нужно предупредить Марью Степановну… Вот и партия Nadine. Точно с неба жених свалился! Этакое счастье этим богачам: своих денег не знают куда девать, а тут, как снег на
голову, зять миллионер… Воображаю: у Ляховского дочь, у Половодова сестра, у Веревкиных дочь, у Бахаревых целых две… Вот извольте тут разделить между ними одного жениха!..
Совершенно особенный воздух царил
в этой комнатке: пахло росным ладаном, деревянным маслом, какими-то душистыми травами и еще бог знает чем-то очень приятным, заставлявшим
голову непривычного человека тихо и сладко кружиться.
—
В матушку пошел,
в Варвару Павловну, — проговорила Марья Степановна, оглядывая Привалова с ног до
головы.
Работа на приисках кипела, но Бахареву пришлось оставить все и сломя
голову лететь
в Шатровские заводы.
Александр Привалов, потерявший
голову в этой бесконечной оргии, совсем изменился и, как говорили о нем, — задурил. Вконец притупившиеся нервы и расслабленные развратом чувства не могли уже возбуждаться вином и удовольствиями: нужны были человеческие страдания, стоны, вопли, человеческая кровь.
Одна мысль о том, что она входит
в непосредственные сношения с настоящим миллионером, кружила ей
голову и нагоняла сладкое опьянение.
Марья Степановна решилась переговорить с дочерью и выведать от нее, не было ли у них чего. Раз она заметила, что они о чем-то так долго разговаривали; Марья Степановна нарочно убралась
в свою комнату и сказала, что у нее
голова болит: она не хотела мешать «божьему делу», как она называла брак. Но когда она заговорила с дочерью о Привалове, та только засмеялась, странно так засмеялась.
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно. Я тебя ни
в чем не стесняю и выдавать силой замуж не буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей
голове заботиться. Я только могу тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то
в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
Эти разговоры с дочерью оставляли
в душе Василия Назарыча легкую тень неудовольствия, но он старался ее заглушить
в себе то шуткой, то усиленными занятиями. Сама Надежда Васильевна очень мало думала о Привалове, потому что ее
голова была занята другим. Ей хотелось поскорее уехать
в Шатровские заводы, к брату. Там она чувствовала себя как-то необыкновенно легко. Надежде Васильевне особенно хотелось уехать именно теперь, чтобы избавиться от своего неловкого положения невесты.
Седой сгорбленный старик
в длиннополом кафтане стоял у правой стены и степенно откладывал поклоны, припадая своей
головой к потертому шелковому подрушнику.
Чай прошел самым веселым образом. Старинные пузатенькие чашки, сахарница
в виде барашка с обломленным рогом, высокий надутый чайник саксонского фарфора, граненый низкий стакан с плоским дном — все дышало почтенной древностью и смотрело необыкновенно добродушно. Верочка болтала, как птичка, дразнила кота и кончила тем, что подавилась сухарем. Это маленькое происшествие немного встревожило Павлу Ивановну, и она проговорила, покачивая седой
головой...
Этот разговор был прерван появлением Бахарева, который был всунут
в двери чьими-то невидимыми руками. Бахарев совсем осовелыми глазами посмотрел на Привалова, покрутил
головой и заплетавшимся языком проговорил...
Ведь он выдал себя с
головой Веревкину, хотя тот и делал вид, что ничего не замечает «И черт же его потянул за язык…» — думал Привалов, сердито поглядывая
в сторону храпевшего гостя.
— Ах, Сережа, Сережа… — шептал Бахарев, качая
головой. — Добрая у тебя душа-то… золотая… Хорошая ведь
в тебе кровь-то. Это она сказывается. Только… мудреное ты дело затеваешь, небывалое… Вот я — скоро и помирать пора, а не пойму хорошенько…
В течение трех дней у Привалова из
головы не выходила одна мысль, мысль о том, что Надя уехала на Шатровские заводы.
— Аника Панкратыч, голубчик!.. — умолял Иван Яковлич, опускаясь перед Лепешкиным на колени. — Ей-богу, даже
в театр не загляну! Целую ночь сегодня будем играть. У меня теперь
голова свежая.
— Знаю, что острижете, — грубо проговорил Лепешкин, вынимая толстый бумажник. — Ведь у тебя голова-то, Иван Яковлич, золотая, прямо сказать, кабы не дыра
в ней… Не стоял бы ты на коленях перед мужиком, ежели бы этих своих глупостев с женским полом не выкидывал. Да… Вот тебе деньги, и чтобы завтра они у меня на столе лежали. Вот тебе мой сказ, а векселей твоих даром не надо, — все равно на подтопку уйдут.
Антонида Ивановна молча улыбнулась той же улыбкой, с какой относилась всегда Агриппина Филипьевна к своему Nicolas, и, кивнув слегка
головой, скрылась
в дверях. «Она очень походит на мать», — подумал Привалов. Половодов рядом с женой показался еще суше и безжизненнее, точно вяленая рыба.
В одну из таких минут он ни с того ни с сего уехал за границу, пошатался там по водам, пожил
в Париже, зачем-то съездил
в Египет и на Синай и вернулся из своего путешествия англичанином с ног до
головы,
в Pith India Helmet [индийском шлеме (англ.).] на
голове,
в гороховом сьюте и с произношением сквозь зубы.
Антонида Ивановна, по мнению Бахаревой, была первой красавицей
в Узле, и она часто говорила, покачивая
головой: «Всем взяла эта Антонида Ивановна, и полнотой, и лицом, и выходкой!» При этом Марья Степановна каждый раз с коротким вздохом вспоминала, что «вот у Нади, для настоящей женщины, полноты недостает, а у Верочки кожа смуглая и волосы на руках, как у мужчины».
— Ах, какой хитрый… — кокетливо проговорила Половодова, хлопая по ручке кресла. — Вы хотите поймать меня и обличить
в выдумке? Нет, успокойтесь: я встретила вас
в конце Нагорной улицы, когда вы подходили к дому Бахаревых. Я, конечно, понимаю, что ваша
голова была слишком занята, чтобы смотреть по сторонам.
Большая
голова Ляховского представляла череп, обтянутый высохшей желтой кожей, которая около глаз складывалась
в сотни мелких и глубоких морщин.
Привалов с напряженным вниманием следил за этим цифровым фейерверком, пока у него совсем не закружилась
голова, и он готов был сознаться, что начинает теряться
в этом лесе цифр.
Тэке, мотнув несколько раз
головой и звонко ударив передними ногами
в землю, кокетливо подошел к девушке, вытянув свою атласную шею, и доверчиво положил небольшую умную
голову прямо на плечо хозяйки.
— А что наш редактор детского журнала? — спрашивала Ляховская, кивая
головой в сторону молчаливо сидевшего Виктора Васильича.
В двери кабинета пролезает кучер Илья и безмолвно останавливается у порога; он нерешительно начинает что-то искать своей монументальной рукой на том месте, где его толстая
голова срослась с широчайшими плечами.
— Не могу знать!.. А где я тебе возьму денег? Как ты об этом думаешь… а? Ведь ты думаешь же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и буду просить денег, а барин запустит руку
в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь так думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя
голова, деньги-то разве растут
в конторке?..
— О-о-о… — стонет Ляховский, хватаясь обеими руками за
голову. — Двадцать пять рублей, двадцать пять рублей… Да ведь столько денег чиновник не получает, чи-нов-ник!.. Понял ты это? Пятнадцать рублей, десять, восемь… вот сколько получает чиновник! А ведь он благородный, у него кокарда на фуражке, он должен содержать мать-старушку… А ты что? Ну, посмотри на себя
в зеркало: мужик, и больше ничего… Надел порты да пояс — и дело с концом… Двадцать пять рублей… О-о-о!
Веревкин сидел на низеньком диванчике, положив свою громадную
голову в ладони рук как вещь, совершенно для него лишнюю.
— Ну, так вы, батенька, ничего не видели; это unicus [редкий экземпляр (лат.).]
в своем роде… Да, да. Наш доктор отыскал его… Замечательная
голова: философ, ученый, поэт — все, что хотите, черт его знает, чего он только не учил и чего не знает!
В высшей степени талантливая натура. И очень благодарен доктору за этот подарок.
Половодов только засвистал, а Ляховский бросился
в кресло и враждебным взглядом смерил дядюшку с ног до
головы. Беззвучно пожевав губами и поправив кок на
голове, Ляховский быстро обратился к дядюшке...
После этой сцены Привалов заходил
в кабинет к Василию Назарычу, где опять все время разговор шел об опеке. Но, несмотря на взаимные усилия обоих разговаривавших, они не могли попасть
в прежний хороший и доверчивый тон, как это было до размолвки. Когда Привалов рассказал все, что сам узнал из бумаг, взятых у Ляховского, старик недоверчиво покачал
головой и задумчиво проговорил...
Взрыв бешенства парализовал боль
в ноге, и старик с помутившимися глазами рвал остатки седых волос на своей
голове.
В воображении Привалова Марья Степановна представлялась убитой и потерявшей
голову женщиной,
в действительности же она явилась по-прежнему спокойной и гордой.
— Понимаю, Надя, все понимаю, голубчик. Да бывают такие положения, когда не из чего выбирать. А у меня с Ляховским еще старые счеты есть кое-какие. Когда он приехал на Урал,
гол как сокол, кто ему дал возможность выбиться на дорогу? Я не хочу приписывать все себе, но я ему помог
в самую трудную минуту.
Половодова, заглянув
в дверь, несколько мгновений колебалась — переступать ей порог этой двери или нет, но выдержка взяла верх над любопытством, и Антонида Ивановна на предложение любезной хозяйки только покачала отрицательно своей красивой
головой.
— Опять глупое слово… Извини за резкое выражение. По-моему,
в таком деле и выбора никакого не может быть, а ты… Нет, у меня решительно не так устроена
голова, чтобы понимать эту погоню за двумя зайцами.
Привалов вздрогнул при этом имени. Действительно, это был Лоскутов. Он не встал навстречу хозяину, а только с улыбкой своего человека
в доме слегка кивнул
головой Бахареву и опять принялся читать.
Вечером
в кабинете Бахарева шли горячие споры и рассуждения на всевозможные темы. Горничной пришлось заменить очень много выпитых бутылок вина новыми. Лица у всех раскраснелись, глаза блестели. Все выходило так тепло и сердечно, как
в дни зеленой юности. Каждый высказывал свою мысль без всяких наружных прикрытий, а так, как она выливалась из
головы.
— Лоскутов? Гм. По-моему, это — человек, который родился не
в свое время. Да… Ему негде развернуться, вот он и зарылся
в книги с
головой. А между тем
в другом месте и при других условиях он мог бы быть крупным деятелем…
В нем есть эта цельность натуры, известный фанатизм — словом, за такими людьми идут
в огонь и
в воду.
По лестнице величественно поднимались две группы: впереди всех шла легкими шажками Алла
в бальном платье цвета чайной розы, с
голыми руками и пикантным декольте. За ней Иван Яковлич с улыбкой счастливого отца семейства вел Агриппину Филипьевну, которая была сегодня необыкновенно величественна. Шествие замыкали Хиония Алексеевна и Виктор Николаич.
Она была необыкновенно эффектна
в своем гранатовом бархатном платье с красной камелией
в волосах и ответила на поклон Привалова едва заметным кивком
головы, улыбаясь стереотипной улыбкой хозяйки дома.
Привалов внимательно следил за ней издали и как раз
в это время встретился глазами с Хионией Алексеевной, которая шептала что-то на ухо Агриппине Филипьевне и многозначительно улыбнулась, показав
головой на Привалова.
Nicolas подхватил Привалова под руку и потащил через ряд комнат к буфету, где за маленькими столиками с зеленью — тоже затея Альфонса Богданыча, — как
в загородном ресторане, собралась самая солидная публика: председатель окружного суда, высокий старик с сердитым лицом и щетинистыми бакенбардами, два члена суда, один тонкий и длинный, другой толстый и приземистый; прокурор Кобяко с длинными казацкими усами и с глазами навыкате; маленький вечно пьяненький горный инженер; директор банка, женатый на сестре Агриппины Филипьевны; несколько золотопромышленников из крупных, молодцеватый старик полицеймейстер с военной выправкой и седыми усами, городской
голова из расторговавшихся ярославцев и т. д.
— А я вас давно ищу, Сергей Александрыч, — весело заговорила Надежда Васильевна, останавливаясь пред Приваловым. — Вы, кажется, скучаете?.. Вот мой кавалер тоже не знает, куда ему деваться, — прибавила она с улыбкой, указывая
головой на Лоскутова, который действительно был жалок
в настоящую минуту.
Пользуясь хорошим расположением хозяина, Бахарев заметил, что он желал бы переговорить о деле, по которому приехал. При одном слове «дело» Ляховский весь изменился, точно его ударили палкой по
голове. Даже жалко было смотреть на него, — так он съежился
в своем кресле, так глупо моргал глазами и сделал такое глупое птичье лицо.
Бахарев опустился
в свое кресло, и седая
голова бессильно упала на грудь; припадок бешенства истощил последние силы, и теперь хлынули бессильные старческие слезы.
— Папа, милый… прости меня! — вскрикнула она, кидаясь на колени перед отцом. Она не испугалась его гнева, но эти слезы отняли у нее последний остаток энергии, и она с детской покорностью припала своей русой
головой к отцовской руке. — Папа, папа… Ведь я тебя вижу, может быть,
в последний раз! Голубчик, папа, милый папа…
— Ну, уж извините, я вам
голову отдаю на отсечение, что все это правда до последнего слова. А вы слышали, что Василий Назарыч уехал
в Сибирь? Да… Достал где-то денег и уехал вместе с Шелеховым. Я заезжала к ним на днях: Марья Степановна совсем убита горем, Верочка плачет… Как хотите — скандал на целый город, разоренье на носу, а тут еще дочь-невеста на руках.
Ему все нравилось кругом: и вспаханные поля, и всходившие озими, и эта мягкая, как покрытая войлоком, черноземная проселочная дорога, и дружный бег сильных киргизок, и даже широкая заплатанная спина Степана, который смешно дергал локтями
в нырках и постоянно поправлял на
голове рваную баранью шапчонку.