Старик вскарабкался на свалку добытого из шахты свежего «пустяка» и долго следил за Карачунским, как
тот вышел за ограду шахты, как постоял на одном месте, точно что-то раздумывая, а потом быстро зашагал в молодой лесок по направлению к жилке Мыльникова.
Неточные совпадения
Людей не жалели, и промыслы работали «сильной рукой»,
то есть
высылали на россыпь тысячи рабочих.
— Не девушкой я за тебя
выходила замуж… — шептали побелевшие губы. — Нет моей в
том вины, а забыть не могла. Чем ты ко мне ласковее,
тем мне страшнее. Молчу, а у самой сердце кровью обливается.
Детей у них не было, и Ермошка мечтал, когда умрет жена, завестись настоящей семьей и имел уже на примете Феню Зыкову. Так рассчитывал Ермошка, но не так
вышло. Когда Ермошка узнал, как ушла Феня из дому убегом,
то развел только руками и проговорил...
— Это ты правильно, Дарья… Только помирай скорее, а
то время напрасно идет. Совсем из годов
выйду, покедова подохнешь…
— А ты не хрюкай на родню. У Родиона Потапыча первая-то жена, Марфа Тимофеевна, родной сестрой приходилась твоей матери, Лукерье Тимофеевне. Значит, в свойстве и
выходит. Ловко Лукерья Тимофеевна прижала Родиона Потапыча. Утихомирила разом, а
то совсем Яшку собрался драть в волости. Люблю…
— Все я знаю, други мои милые, — заговорил Ястребов, хлопая Петра Васильича по плечу. — Бабьи бредни и запуки, а вы и верите… Я еще пораньше про свинью-то слышал, посмеялся — только и всего. Не положил — не ищи… А у тебя, Петр Васильич, свинья-то золотая дома будет, ежели с умом… Напрасно ты ввязался в эту свою конпанию: ничего не
выйдет, окромя
того, что время убьете да прохарчитесь…
— Ай да Матюшка! Уважил барышню… То-то она все шары пялит на него. Вот и
вышло, что поглянулась собаке палка.
Марья
вышла с большой неохотой, а Петр Васильич подвинулся еще ближе к гостю, налил ему еще наливки и завел сладкую речь о глупости Мыльникова, который «портит товар». Когда машинист понял, в какую сторону гнул свою речь тароватый хозяин,
то отрицательно покачал головой. Ничего нельзя поделать. Мыльников, конечно, глуп, а все-таки никого в дудку не пускает: либо сам спускается, либо посылает Оксю.
— Чаю мы с тобой завтра напьемся, — утешал Кишкин притихшего компаньона. — Ужо надо
выйти из балагана-то, а
то как раз угоришь; от сырости всегда угарно бывает.
Выгнав зазнавшегося мальчишку, Карачунский долго не мог успокоиться. Да, он
вышел из себя, чего никогда не случалось, и это его злило больше всего. И с кем не выдержал характера — с мальчишкой, молокососом. Положим, что
тот сам вызвал его на это, но чужие глупости еще не делают нас умнее. Глупо и еще раз глупо.
Потом выкурил папиросу,
вышел, а через полчаса его окровавленный труп лежал в конторке Родиона Потапыча на
той самой лавке, на которой когда-то спала Окся.
Первой мыслью, когда Петр Васильич
вышел из волости, было броситься в первую шахту, удавиться — до
того тошно на душе.
Когда Кишкин
вышел за ворота,
то увидел на завалинке Наташку, которая сидела здесь вместе с братишкой, — она выжидала, когда сердитый дедушка уйдет.
По мере чтения, в особенности при частом и быстром повторении тех же слов: «Господи помилуй», которые звучали как «помилос, помилос», Левин чувствовал, что мысль его заперта и запечатана и что трогать и шевелить ее теперь не следует, а
то выйдет путаница, и потому он, стоя позади дьякона, продолжал, не слушая и не вникая, думать о своем.
Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред
тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, [Кошевой — руководитель коша (стана), выбиравшийся ежегодно.] который обыкновенно говорил:
Неточные совпадения
В это время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова. Все спешат наперерыв к дверям, толпятся и стараются
выйти, что происходит не без
того, чтобы не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Осип (
выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Как только имел я удовольствие
выйти от вас после
того, как вы изволили смутиться полученным письмом, да-с, — так я тогда же забежал… уж, пожалуйста, не перебивайте, Петр Иванович!
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь
выйдет из дому,
то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов…
— Мы рады и таким! // Бродили долго по́ саду: // «Затей-то! горы, пропасти! // И пруд опять… Чай, лебеди // Гуляли по пруду?.. // Беседка… стойте! с надписью!..» // Демьян, крестьянин грамотный, // Читает по складам. // «Эй, врешь!» Хохочут странники… // Опять — и
то же самое // Читает им Демьян. // (Насилу догадалися, // Что надпись переправлена: // Затерты две-три литеры. // Из слова благородного // Такая
вышла дрянь!)