Неточные совпадения
— Вот что, господа, — заговорил он, прикрывая жену собой, — не женское дело
разговоры разговаривать… У Федосьи Родионовны
есть муж, он и в ответе. Так скажите и батюшке Родиону Потапычу… Мы от ответа не прячемся… Наш грех…
Так в
разговорах они незаметно выехали за околицу. Небо начинало проясняться. Низкие зимние тучи точно раздвинулись, открыв мигавшие звездочки. Немая тишина обступала кругом все. Подъем на Краюхин увал точно
был источен червями. Родион Потапыч по-прежнему шагал рядом с лошадью, мерно взмахивая правой рукой.
И
разговор у Мыльникова
был самый пустой и дурашливый...
— Милости просим, — приглашал Тарас. — Здесь нам много способнее
будет разговоры-то разговаривать, а в кабаке еще, того гляди, подслушают да вызнают… Тоже народ ноне пошел, шильники. Эй, Окся, айда к Ермошке. Оборудуй четверть водки… Да у меня смотри: одна нога здесь, а другая там. Господа, вы на нее не смотрите: дура набитая. При ней все можно говорить, потому, как стена, ничего не поймет.
Когда Окся принесла водки и колбасы, твердой как камень,
разговоры сразу оживились. Все пропустили по стаканчику, но колбасу
ел один Кишкин да хозяин. Окся стояла у печки и не могла удержаться от смеха, глядя на них: она в первый раз видела, как
едят колбасу, и даже отплюнула несколько раз.
— Ах, дура точеная… Добром тебе говорят! — наступал Кишкин, размахивая короткими ручками. — А то у меня смотри,
разговор короткий
будет…
В партии Кишкина находился и Яша Малый, но он и здесь
был таким же безответным, как у себя дома. Простые рабочие его в грош не ставили, а Кишкин относился свысока. Матюшка дружил только со старым Туркой да со своими фотьянскими. У них
были и свои
разговоры. Соберутся около огонька своей артелькой и толкуют.
Кругом
было темно, и только колебавшееся пламя костра освещало неясный круг. Зашелестевший вблизи куст привлек общее внимание. Матюшка выхватил горевшую головню и осветил куст — за ним стояла растерявшаяся и сконфуженная Окся. Она подкралась очень осторожно и все время подслушивала
разговор, пока не выдал ее присутствия хрустнувший под ногой сучок.
Это
была, во всяком случае, оригинальная компания: отставной казенный палач, шваль Мыльников и Окся. Как ухищрялся добывать Мыльников пропитание на всех троих, трудно сказать; но пропитание, хотя и довольно скудное, все-таки добывалось. В котелке Окся варила картошку, а потом являлся ржаной хлеб. Палач Никитушка, когда
был трезвый, почти не разговаривал ни с кем — уставит свои оловянные глаза и молчит.
Поест, выкурит трубку и опять за работу. Мыльников часто приставал к нему с разными пустыми
разговорами.
Разговор был вообще несложный. Родион Потапыч добыл из сундука свою «паужину» и разделил с Оксей, которая глотала большими кусками, с жадностью бездомной собаки, и даже жмурилась от удовольствия. Старик смотрел на свою гостью, и в его суровую душу закрадывалась предательская жалость, смешанная с тяжелым мужицким презрением к бабе вообще.
Именно такой
разговор и
был прерван появлением Кишкина и Кожина. Ермошка сразу нахмурился и недружелюбно посмотрел на своего счастливого соперника, расстроившего все его планы семейной жизни. Пока Кишкин разговаривал с Ястребовым в его комнате, все трое находились в очень неловком положении. Кожин упрямо смотрел на Марью Родионовну и молчал.
Поднялись
разговоры о земельном наделе, как в других местах, о притеснениях компании, которая собакой лежит на сене, о других промыслах, где у рабочих
есть и усадьбы, и выгон, и покосы, и всякое угодье, о посланных ходоках «с бумагой», о «члене», который наезжал каждую зиму ревизовать волостное правление.
Кожин сам отворил и провел гостя не в избу, а в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена
была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких
разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж
было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы
было совсем мало.
У кабатчика Ермошки происходили
разговоры другого характера. Гуманный порыв соскочил с него так же быстро, как и налетел. Хорошие и жалобные слова, как «совесть», «христианская душа», «живой человек», уже не имели смысла, и обычная холодная жестокость вступила в свои права. Ермошке даже как будто
было совестно за свой подвиг, и он старательно избегал всяких
разговоров о Кожине. Прежде всего начал вышучивать Ястребов, который нарочно заехал посмеяться над Ермошкой.
По вечерам около огонька шли такие хорошие домашние
разговоры, центром которых всегда
была Окся.
Петр Васильич по пальцам начал вычислять, сколько получили бы они прибыли и как все это легко сделать, только
был бы свой прииск, на который можно бы разнести золото в приисковую книгу. У Матюшки даже голова закружилась от этих
разговоров, и он смотрел на змея-искусителя осовелыми глазами.
В переполохе это обстоятельство как-то выпало из памяти, и потом Родион Потапыч принужден
был стороной навести справки у рабочих, что делал Кишкин в этот момент на шахте и не имел ли какого-нибудь
разговора с Карачунским.
Без дальних
разговоров Петра Васильича высекли… Это
было до того неожиданно, что несчастный превратился в дикого зверя: рычал, кусался, плакал и все-таки
был высечен. Когда экзекуция кончилась, Петр Васильич не хотел подниматься с позорной скамьи и некоторое время лежал как мертвый.
Выждав время, когда никого не
было около избушки, Матюшка приступил к Петру Васильичу с серьезным
разговором.
Неточные совпадения
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Все это
были, однако ж, одни faз́ons de parler, [
Разговоры (франц.).] и, в сущности, виконт готов
был стать на сторону какого угодно убеждения или догмата, если имел в виду, что за это ему перепадет лишний четвертак.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего
разговора, как она
была уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки
было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
— Что? о вчерашнем
разговоре? — сказал Левин, блаженно щурясь и отдуваясь после оконченного обеда и решительно не в силах вспомнить, какой это
был вчерашний
разговор.
Левин не отвечал. Сказанное ими в
разговоре слово о том, что он действует справедливо только в отрицательном смысле, занимало его. «Неужели только отрицательно можно
быть справедливым?» спрашивал он себя.