Неточные совпадения
— Дело есть… С первого тебя
начну. Ежели, например, тебя будут допрашивать, покажешь
все, как работал?
Напустив на себя храбрости, Яша к вечеру заметно остыл и только почесывал затылок. Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в доме раньше
всех и видела, как Яша
начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
С каждой новой рюмкой гости делались
все разговорчивее. У Яши
начали сладко слипаться глаза, и он чувствовал себя уже совсем хорошо.
Ермошка любил, когда его ругали, а чтобы потешиться, подстегнул лошадь веселых родственников, и они чуть не свалились вместе с седлом. Этот маленький эпизод несколько освежил их, и они опять запели во
все горло про сибирского генерала. Только подъезжая к Балчуговскому заводу, Яша
начал приходить в себя: хмель сразу вышибло. Он
все чаще и чаще стал пробовать свой затылок…
Мыльников презрительно фыркнул на малодушного Яшу и смело отворил дверь в переднюю избу. Там шел суд. Родион Потапыч сидел по-прежнему на диване, а Устинья Марковна, стоя на коленях, во
всех подробностях рассказывала, как
все вышло. Когда она
начинала всхлипывать, старик грозно сдвигал брови и топал на нее ногой. Появление Мыльникова нарушило это супружеское объяснение.
Налив чай на блюдечко, старик не торопясь рассказал про
все подвиги Яши: как он приехал пьяный с Мыльниковым, как
начал «зубить» и требовать выдела.
Так в разговорах они незаметно выехали за околицу. Небо
начинало проясняться. Низкие зимние тучи точно раздвинулись, открыв мигавшие звездочки. Немая тишина обступала кругом
все. Подъем на Краюхин увал точно был источен червями. Родион Потапыч по-прежнему шагал рядом с лошадью, мерно взмахивая правой рукой.
На промыслах Родион Потапыч прошел
всю работу
начиная с простого откатчика, отвозившего на тачке пустую землю в отвалы.
Родион Потапыч числился в это время на каторге и не раз был свидетелем, как Марфа Тимофеевна возвращалась по утрам из смотрительской квартиры
вся в слезах. Эти ли девичьи слезы, девичья ли краса, только
начал он крепко задумываться… Заметил эту перемену даже Антон Лазарич и не раз спрашивал...
— Так ты нам с
начала рассказывай, Мина, — говорил Тарас, усаживая старика в передний угол. — Как у вас
все дело было… Ведь ты тогда в партии был, когда при казне по Мутяшке ширпы били?
— У вас здесь, сказывают, веселье, не то что у нас: сидишь, даже одурь возьмет… Прокопий на своей фабрике, Анна с ребятишками, мамынька
все вздыхает али жаловаться
начнет, а я как очумелая… Завидно на других-то делается.
По-настоящему работы на Сиротке нужно было
начать с генеральной разведки
всей площади прииска, то есть пробить несколько шурфов в шахматном порядке, чтобы проследить простирание золотоносного пласта, его мощность и
все условия залегания.
Рабочих на Рублихе
всего больше интересовало то, как теперь Карачунский встретится с Родионом Потапычем, а встретиться они были должны неизбежно, потому что Карачунский тоже
начинал увлекаться новой шахтой и следил за работой с напряженным вниманием. Эта встреча произошла на дне Рублихи, куда спустился Карачунский по стремянке.
У него сейчас мелькнул в голове план новенького полукаменного домика с раскрашенными ставнями. И на Фотьянке
начали мужики строиться — там крыша новая, там ворота, там сруб, а он
всем покажет, как надо строиться.
Карачунский
весь как-то похолодел,
начиная переживать что-то вроде ненависти к ней, вот к этой Фене.
Это была ужасная ночь, полная молчаливого отчаяния и бессильных мук совести. Ведь
все равно прошлого не вернешь, а
начинать жить снова поздно. Но совесть — этот неподкупный судья, который приходит ночью, когда
все стихнет, садится у изголовья и
начинает свое жестокое дело!.. Жениться на Фене? Она первая не согласится… Усыновить ребенка — обидно для матери, на которой можно жениться и на которой не женятся. Сотни комбинаций вертелись в голове Карачунского, а решение вопроса ни на волос не подвинулось вперед.
Карачунский чувствовал, как
все начинает вертеться у него перед глазами, и паровая машина работала точно у него в голове.
Для Кишкина картина
всей этой геологической работы была ясна как день, и он еще летом наметил пункты, с которых нужно было
начать разведку.
С горя Мыльников опять засел в кабак к Ермошке и
начал пропивать помаленьку нажитое добро: сначала лошадь, потом кошевку, лошадиную сбрую и, наконец,
всю одежу с себя.
Все надежды теперь сосредоточились именно на этой штольне, потому что она отведет
всю рудную воду в Балчуговку, и тогда можно
начать углубление в центральной шахте.
У кабатчика Ермошки происходили разговоры другого характера. Гуманный порыв соскочил с него так же быстро, как и налетел. Хорошие и жалобные слова, как «совесть», «христианская душа», «живой человек», уже не имели смысла, и обычная холодная жестокость вступила в свои права. Ермошке даже как будто было совестно за свой подвиг, и он старательно избегал всяких разговоров о Кожине. Прежде
всего начал вышучивать Ястребов, который нарочно заехал посмеяться над Ермошкой.
Петр Васильич по пальцам
начал вычислять, сколько получили бы они прибыли и как
все это легко сделать, только был бы свой прииск, на который можно бы разнести золото в приисковую книгу. У Матюшки даже голова закружилась от этих разговоров, и он смотрел на змея-искусителя осовелыми глазами.
Искреннее
всех горевал о Карачунском старый Родион Потапыч, чувствовавший себя виноватым. Очень уж засосала Рублиха… Когда стихал дневной шум, стариковские мысли получали болезненную яркость, и он даже
начинал креститься от этого наваждения. Ох, много и хороших и худых людей он пережил, так что впору и самому помирать.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька,
все смотрел. И как
начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой
начать, — думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на
все услуги.
Хлестаков. Дурак! еще
начал высчитывать.
Всего сколько следует?
Сам Государев посланный // К народу речь держал, // То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, // То ласкою попробует // И грудь с крестами царскими // Во
все четыре стороны // Повертывать
начнет.
«Бабенка, а умней тебя! — // Помещик вдруг осклабился // И
начал хохотать. — // Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха! // Дурак! дурак! дурак! // Придумали: господский срок! // Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха! // Господский срок —
вся жизнь раба! // Забыли, что ли, вы: // Я Божиею милостью, // И древней царской грамотой, // И родом и заслугами // Над вами господин!..»