Неточные совпадения
— На брезгу Родион Потапыч спущался
в шахту и четыре взрыва диомидом сделал, а потом на Фотьянку ушел. Там старатели борта домывают, так он их зорит…
По горному уставу, каждая
шахта должна укрепляться
в предупреждение несчастных случаев деревянным срубом, вроде того, какой спускают
в колодцы; но зимой, когда земля мерзлая, на промыслах почти везде допускаются круглые
шахты, без крепи, — это и есть «дудки».
— Ничего я не знаю, Степан Романыч… Вот хоша и сейчас взять: я и на
шахтах, я и на Фотьянке, а конторское дело опричь меня делается. Работы были такие же и раньше, как сейчас. Все одно… А потом путал еще меня Кишкин вольными работами
в Кедровской даче. Обложат, грит, ваши промысла приисками, будут скупать ваше золото, а запишут
в свои книги. Это-то он резонно говорит, Степан Романыч. Греха не оберешься.
Это открытие обрадовало Карачунского. Можно будет заложить на Ульяновом кряже новую
шахту, — это будет очень эффектно и
в заводских отчетах, и для парадных прогулок приезжающих на промыслы любопытных путешественников. Значит, жильное дело подвигается вперед и прочее.
В этих разговорах они добрались до спуска с Краюхина увала, где уже начинались
шахты. Когда лошадь баушки Лукерьи поравнялась с караушкой Спасо-Колчеданской
шахты, старуха проговорила...
Балчуговское воскресенье отдалось и на
шахтах: коморник Мутовка, сидевший
в караулке при
шахте, усиленно моргал подслеповатыми глазами, у машиниста Семеныча, молодого парня-франта, язык заплетался, откатчики при
шахте мотались на ногах, как чумная скотина.
По-настоящему следовало бы спуститься
в шахту и осмотреть работы, но Родион Потапыч вдруг как-то обессилел, чего с ним никогда не бывало.
В маленькое оконце, дребезжавшее от работы паровой машины, глядела ночь черным пятном; под полом, тоже дрожавшим, с хрипеньем и бульканьем бежала поднятая из
шахты рудная вода; слышно было, как хрипел насос и громыхали чугунные шестерни.
В первом пункте разрабатывалась громадная россыпь Дерниха, вскрытая разрезом еще с зимы, а во втором заложена была новая
шахта Рублиха.
Дудка Кривушка оставалась
в стороне, а
шахта была заложена ниже, чтобы пересечь жилу саженях на двадцати
в глубину.
Родион Потапыч высчитывал каждый новый вершок углубления и давно определил про себя,
в какой день
шахта выйдет на роковую двадцатую сажень и пересечет жилу.
Он по десяти раз
в сутки спускался по стремянке
в шахту и зорко наблюдал, как ее крепят, чтобы не было ни малейшей заминки.
Пока все шло отлично, потому что грунт был устойчивый и не было опасности, что
шахта в одно прекрасное утро «сбочится», как это бывает при слоях песка-севуна или мягкой расплывающейся глины.
Сам бы хоть раз
в шахту спустился.
— Ужо будет летом гостей привозить на Рублиху — только его и дела, — ворчал старик, ревновавший свою
шахту к каждому постороннему глазу. — У другого такой глаз, что его и близко-то к
шахте нельзя пущать… Не больно-то любит жильное золото, когда зря лезут
в шахту…
Всего больше боялся Зыков, что Оников привезет из города барынь, а из них выищется какая-нибудь вертоголовая и полезет
в шахту: тогда все дело хоть брось. А что может быть другое на уме у Оникова, который только ест да пьет?.. И Карачунский любопытен до женского полу, только у него все шито и крыто.
Дело
в том, что Тарас Мыльников, благодаря ходатайству Фени, получил делянку чуть не рядом с главной
шахтой, всего
в каких-нибудь ста саженях.
Сам Тарас стоял по грудь
в заложенной дудке и короткой лопатой выкидывал землю-«пустяк» на полати, устроенные из краденых с
шахты досок.
Но Окся быстро скрылась
в еловой заросли, а потом прибежала прямо на компанейскую
шахту и забралась
в теплую конторку самого Родиона Потапыча.
Как на грех, самого старика
в этот критический момент не случилось дома — он закладывал шнур
в шахте, а
в конторке горела одна жестяная лампочка.
— Так он тебя
в дудку запятил? То-то безголовый мужичонка… Кто же баб
в шахту посылает: такого закону нет. Ну и дурак этот Тарас… Как ты к нему-то попала? Фотьянская, видно?
Положим, все знали, что Окся — родная внучка Родиону Потапычу и что
в пребывании ее здесь нет ничего зазорного, но все-таки вдруг баба на
шахте, — какое уж тут золото.
Вопрос главным образом шел о вассер-штольне, при помощи которой предполагалось отвести воду из главной
шахты в Балчуговку.
Карачунский и Родион Потапыч боялись только одного: чтобы не получилось той же геологической картины, как
в Спасо-Колчеданской
шахте.
Да, совершенно сумасшедший, который похоронит и себя и его вот
в этой шахте-могиле.
—
В субботу, когда с
шахты выходил домой, мимо вас дорога была, Марья Родивоновна… Тошно, поди, вам здесь на Фотьянке-то?.. Одним словом, кондовое варнацкое гнездо.
Родион Потапыч любил разговаривать с Оксей и даже советовался с ней относительно «рассечек»
в шахте, потому что у Окси была легкая рука на золото.
— Когда только он дрыхнет? — удивлялись рабочие. — Днем по старательским работам шляется, а ночь
в своей
шахте сидит, как коршун.
Разговор происходил
в корпусе над
шахтой. Родион Потапыч весь побледнел от нанесенного оскорбления и дрогнувшим голосом ответил...
— А мы чем грешнее Мыльникова? Ему отвели делянку, и нам отводи. Пойдем, братцы,
в контору… Оников вон пообещал на
шахте всех рабочих чужестранных поставить. Двух поставил спервоначалу, а потом и других поставит… Старый пес Родька заодно с ним. Мы тут с голоду подыхай…
Встревоженный Мыльников спустился
в дудку: Окси не было. Валялись кайло и лопатка, а Окси и след простыл. Такое безобразие возмутило Мыльникова до глубины души, и он «на той же ноге» полетел на Рублиху — некуда Оксе деваться, окромя Родиона Потапыча. Появление Мыльникова произвело на
шахте общую сенсацию.
Все надежды теперь сосредоточились именно на этой штольне, потому что она отведет всю рудную воду
в Балчуговку, и тогда можно начать углубление
в центральной
шахте.
То спустится
в шахту и бродит по рассечкам, то сидит наверху.
Ночью особенно было хорошо на
шахте. Все кругом спит, а паровая машина делает свое дело, грузно повертывая тяжелые чугунные шестерни, наматывая канаты и вытягивая поршни водоотливной трубы. Что-то такое было бодрое, хорошее и успокаивающее
в этой неумолчной гигантской работе. Свои домашние мысли и чувства исчезали на время, сменяясь деловым настроением.
На этом пункте они всегда спорили. Старый штейгер относился к вольному человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы — другое дело… Это настоящее дело, кабы сила брала. Между разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался к смешанному гулу работавшей
шахты и, как опытный капельмейстер,
в этой пестрой волне звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
Встреча произошла рано утром, когда Родион Потапыч находился на дне
шахты. Сверху ему подали сигнал. Старик понял, зачем его вызывают
в неурочное время. Оников расхаживал по корпусу и с небрежным видом выслушивал какие-то объяснения подштейгера, ходившего за ним без шапки. Родион Потапыч не торопясь вылез из западни, снял шапку и остановился. Оников мельком взглянул на него, повернулся и прошел
в его сторожку.
— Мне нужно серьезно поговорить… Я не верю
в эту
шахту, но бросить сейчас дело, на которое затрачено больше ста тысяч, я не имею никакого права. Наконец, мы обязаны контрактом вести жильные работы… Во всяком случае я думаю расширить работы
в этом пункте.
Они вместе опустились
в последний раз
в шахту, обошли работы, и Карачунский похвалил штольни, прибавив: «Жаль только, что я не увижу, как она будет работать».
Так он припомнил, что
в это роковое утро на
шахте зачем-то был Кишкин и что именно его противную скобленую рожу он увидел одной из первых, когда рабочие вносили еще теплый труп Карачунского на
шахту.
В переполохе это обстоятельство как-то выпало из памяти, и потом Родион Потапыч принужден был стороной навести справки у рабочих, что делал Кишкин
в этот момент на
шахте и не имел ли какого-нибудь разговора с Карачунским.
Но, к удивлению Кишкина, Карачунский с
шахты прошел не к лошадям, стоявшим у ворот ограды, а
в противоположную сторону, прямо на него.
Старик вскарабкался на свалку добытого из
шахты свежего «пустяка» и долго следил за Карачунским, как тот вышел за ограду
шахты, как постоял на одном месте, точно что-то раздумывая, а потом быстро зашагал
в молодой лесок по направлению к жилке Мыльникова.
Уезжая утром на
шахту, Карачунский отправил Феню
в город.
Первой мыслью, когда Петр Васильич вышел из волости, было броситься
в первую
шахту, удавиться — до того тошно на душе.
—
В шахте… Заложил четыре патрона, поджег фитиля: раз ударило, два ударило, три, а четвертого нет. Что такое, думаю, случилось?.. Выждал с минуту и пошел поглядеть. Фитиль-то догорел, почитай, до самого патрона, да и заглох, ну, я добыл спичку, подпалил его, а он опять гаснет. Ну, я наклонился и начал раздувать, а тут ка-ак чебурахнет… Опомнился я уже наверху, куда меня замертво выволокли. Сам цел остался, а зубы повредило, сам их добыл…
Еще при покойном Карачунском одному рабочему придавило
в шахте ногу.
— Верно тебе говорю… Спустился я ночью
в шахту, пошел посмотреть штольню и слышу, как он идет за мной. Уж я ли его шаги не знал!..
— А почему он порешил себя около
шахты?.. Неприкаянная кровь пролилась
в землю.
Родион Потапыч сидел на своей Рублихе и ничего не хотел знать. Благодаря штольне углубление дошло уже до сорок шестой сажени.
Шахта стоила громадных денег, но за нее поэтому так и держались все. Смертельная болезнь только может подтачивать организм с такой последовательностью, как эта
шахта. Но Родион Потапыч один не терял веры
в свое детище и боялся только одного: что компания не даст дальнейших ассигновок.
В другой раз он спустился
в самую
шахту и отыскал Родиона Потапыча
в забое, где он закладывал динамитные патроны для взрыва.