Конечно, опечатано было только имущество самого Гордея Евстратыча, а имущество других членов семьи осталось нетронутым, но, во-первых, как было различить это имущество, а во-вторых, при патриархальном строе брагинской семьи, собственно, все принадлежало хозяину, так что
на долю сыновей, Нюши и Татьяны Власьевны осталось только одно платье да разный домашний хлам.
Неточные совпадения
Он до того разлюбезничался, что рассказал мне все свои семейные дела, даже семилетнюю болезнь жены. После завтрака он с гордым удовольствием взял с вазы, стоявшей
на столе, письмо и дал мне прочесть «стихотворение» его
сына, удостоенное публичного чтения
на экзамене в кадетском корпусе. Одолжив меня такими знаками несомненного доверия, он ловко перешел к вопросу, косвенно поставленному, о моем деле.
На этот раз я
долею удовлетворил городничего.
Стала она сначала ходить к управительше
на горькую свою
долю жаловаться, а управительшин-то
сын молодой да такой милосердый, да добрый; живейшее, можно сказать, участие принял. Засидится ли она поздно вечером — проводить ее пойдет до дому; сено ли у пономаря все выдет — у отца сена выпросит, ржицы из господских анбаров отсыплет — и все это по сердолюбию; а управительша, как увидит пономарицу, все плачет, точно глаза у ней
на мокром месте.
Сам же старый Пизонский, весь с лысой головы своей озаренный солнцем, стоял
на лестнице у утвержденного
на столбах рассадника и, имея в одной руке чашу с семенами, другою погружал зерна, кладя их щепотью крестообразно, и, глядя
на небо, с опущением каждого зерна, взывал по одному слову: „Боже! устрой, и умножь, и возрасти
на всякую
долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего и производящего, благословляющего и неблагодарного“, и едва он сие кончил, как вдруг все ходившие по пашне черные глянцевитые птицы вскричали, закудахтали куры и запел, громко захлопав крылами, горластый петух, а с рогожи сдвинулся тот, принятый сим чудаком, мальчик,
сын дурочки Насти; он детски отрадно засмеялся, руками всплескал и, смеясь, пополз по мягкой земле.
Три тяжкие
доли имела судьба, // И первая
доля: с рабом повенчаться, // Вторая — быть матерью
сына раба, // А третья — до гроба рабу покоряться, // И все эти грозные
доли легли //
На женщину русской земли.
Эти слова остались в памяти Артамонова, он услыхал в них нечто утешительное: стерженёк — это Павел, ведь к нему, бывало, стекались все тёмные мысли, он притягивал их. И снова, в этот час, он подумал, что некоторую
долю его греха справедливо будет отнести
на счёт
сына. Облегчённо вздохнув, он пригласил попа к чаю.