Неточные совпадения
Гейне… О! это
была такая шельма, Лукреция… это… это… ну,
в ваше архиреальное
время никто не напишет таких стихов! — болтал старик, обращаясь
в пространство.
В это тяжелое
время он получил свою дурную привычку утешаться
в холостой компании, где сначала
пили шампанское, а потом спускались до сивухи.
В свое
время Тетюев
был гроза и все заводы держал
в ежовых рукавицах.
В это смутное
время еще не выяснилось хорошенько, где
будут самые больные места совершавшегося акта.
— Ах, да, Родион Антоныч… Что я хотела сказать? Да, да… Теперь другое
время, и вы пригодитесь заводам. У вас
есть эта, как вам сказать, ну, общая идея там, что ли… Дело не
в названии. Вы взглянули на дело широко, а это-то нам и дорого: и практика и теория смотрят на вещи слишком узко, а у вас счастливая голова…
Горемыкин проводил у семейного очага очень немного
времени, но и оно не
было свободно от заводских забот; он точно уносил
в своей голове частицу этого двигавшегося, вертевшегося, пилившего и визжавшего железа, которое разрасталось
в громадное грохотавшее чудовище нового
времени.
Вся эта орда большей частью
была «устроена» на нижнем дворе, где
в тетюевские
времена помещалась господская дворня.
Работа «
в горе», на глубине восьмидесяти сажен, по всей справедливости может назваться каторжной, чем она и
была в крепостное
время, превратившись после эмансипации
в «вольный крестьянский труд».
Отыскав Платона Васильевича и отведя его
в сторону, он вполголоса расспрашивал о Прозорове и
время от
времени сосредоточенно покачивал своей большой головой, остриженной под гребенку. Горемыкин
был во фраке и постоянно поправлял свой белый галстук, который все сбивался у него на сторону.
Родион Антоныч, не теряя из виду управительского кружка, зорко следил за всеми, особенно за Братковским, который все
время сидел
в комнате, где
была Нина Леонтьевна, и только иногда показывался
в зале, чтобы
быть на виду у генерала на всякий случай.
Но главное внимание Родиона Антоныча
было занято улицей, где гудела десятитысячная толпа и
время от
времени нестройными вспышками поднималось «ура»; он постоянно подбегал к окошку и зорко вглядывался
в море голов, отыскивая кого-то глазами.
Только под доменной печью, где нарочно для него
был сделан выпуск, он долго и внимательно следил за выплывавшей из отверстия печи огненной массой расплавленного чугуна, которая красными ручейками расходилась по чугунным и вырытым
в песке формам,
время от
времени, когда на пути попадалось сырое место или какая-нибудь щепочка, вскидывая кверху сноп ослепительно ярких искр.
На своих заводах Лаптев всего
был раз, десятилетним мальчиком, когда он приезжал
в Россию из-за границы, где родился, получил воспитание и жил до последнего
времени.
Прозоров все
время осматривал кабинет генерала, напрасно отыскивая
в нем что-то, что ему
было нужно, и наконец проговорил...
— До этого пока еще не дошло, но и это иметь
в виду не мешает. Отчего мы можем воздерживаться от брака до того
времени, пока не составим себе определенного общественного положения, а рабочий
будет плодить детей с шестнадцати лет?
Весь этот рой женщин, существование которого
было совсем незаметно
в мирное
время, теперь выступил во всеоружии своих женских желаний, надежд и домогательств.
Раиса Павловна незаметно удалилась, предоставив молодых людей самим себе. Теперь она
была уверена за Лушу. А Луша
в это
время с оживлением рассказывала, с каким нетерпением все ждали приезда заводовладельца, и представила
в самом комическом свете его въезд
в господский дом.
Прозоров взглянул на Сарматова какими-то мутными осоловелыми глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но
в это
время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к столику, где уже стоял графин с водкой. Искушение
было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой
в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом с Иудой.
Кофе
был подан
в кабинет, и Лаптев все
время дурачился, как школьник; он даже скопировал генерала, а между прочим досталось и Нине Леонтьевне с Раисой Павловной. Мужчины теперь говорили о дамах с той непринужденностью, какой вознаграждают себя все мужчины за официальные любезности и вежливость с женщинами
в обществе. Особенно отличился Прозоров, перещеголявший даже Сарматова своим ядовитым остроумием.
В этот короткий промежуток
времени Родион Антоныч успел уже два раза объехать все заводы; он лез из кожи, чтобы все и везде
было форменно,
в лучшем виде, главным образом, конечно, с внешней стороны.
В мирное
время управители-князьки
были заняты мелкими междоусобиями, личными счетами и копеечными интригами; подкопаться под врага, подставить ножку при удобном случае своему приятелю, запустить шпильку, отплатить за старую обиду, — из этих мелочей составлялся почти безвыходный круг,
в котором особенно деятельное участие принимали женщины.
В последнем случае задача несколько двоилась: нужно
было показать плоды и успехи своих трудов и
в то же
время недостатки и упущения горемыкинской администрации.
Покуривая сигару, Прейн все
время думал о той тройке, которая специально
была заказана для Прозорова; он уступил свою дорожную коляску,
в которой должны
были приехать Прозоров с дочерью и доктор.
Небольшой плоскодонный пароход, таскавший на буксире
в обыкновенное
время барки с дровами,
был вычищен и перекрашен заново, а на носу и
в корме
были устроены даже каюты из полотняных драпировок. Обитые красным сукном скамьи и ковры дополняли картину.
В носовой части
были помещены музыканты, а
в кормовой остальная публика. До Рассыпного Камня по озеру считалось всего верст девятнадцать, но пароход нагружался с раннего утра всевозможной «яствой и питвой», точно он готовился
в кругосветную экспедицию.
— Ведь с вашим отъездом я превращаюсь
в какую-то жертву
в руках генерала, который хочет протащить меня по всем заводам…
в виде почетной стражи к удалившимся дамам
были приставлены «почти молодые люди» и Летучий, который все
время своего пребывания
в горах проспал самым бессовестным образом.
Генерал тоже
был недоволен детским легкомыслием набоба и только пожимал плечами. Что это такое
в самом деле? Владелец заводов — и подобные сцены… Нужно
быть безнадежным идиотом, чтобы находить удовольствие
в этом дурацком катанье по траве. Между тем
время летит, дорогое
время, каждый час которого является прорехой
в интересах русского горного дела. Завтра нужно ехать на заводы, а эти господа утешаются бог знает чем!
— А занятия консультации должны
быть кончены
в самом непродолжительном
времени.
Ох,
времена!» Но главным неудобством
в положении Родиона Антоныча
была его совершенно фальшивая роль
в этом деле: он насквозь видел всех, видел все ходы и выходы и должен
был отмалчиваться.
— Помилуйте, Нина Леонтьевна, да зачем же я сюда и приехал?.. О, я всей душой и всегда
был предан интересам горной русской промышленности, о которой думал
в степях Северной Америки,
в Индийском океане, на Ниле: это моя idee fixe [Навязчивая мысль (фр.).]. Ведь мы живем с вами
в железный век; железо — это душа нашего
времени, мы чуть не дышим железом…
В последнее
время Братковский имел меньше
времени для свиданий с Аннинькой, потому что
в качестве секретаря генерала должен
был присутствовать на консультации, где вел журнал заседаний и докладывал протоколы генерала, а потом получил роль
в новой пьесе, которую Сарматов ставил на домашней сцене. С секретарскими работами Аннинька мирилась; но чтобы ее «предмет»
в качестве jeune premier [Первого любовника (фр.).] при всех на сцене целовал Наташу Шестеркину, — это
было выше ее сил.
Театральная суматоха
была нарушена трагико-комическим эпизодом, который направлен
был рукой какого-то шутника против Сарматова. Именно, во
время одной репетиции, когда все актеры
были в сборе, на сцене неожиданно появилась Прасковья Семеновна, украшенная розовыми бантиками.
Закутавшись
в плед, набоб терпеливо шагал по мокрому песку, ожидая появления таинственной незнакомки. Минуты шли за минутами, но добрый гений не показывался. «Уж не подшутил ли кто надо мной?» — подумал набоб и сделал два шага назад, но
в это
время издали заметил закутанную женскую фигуру и пошел к ней навстречу. По фигуре это
была Луша, и сердце набоба дрогнуло.
После своего неудачного свидания с «добрым гением» набоб чувствовал себя очень скверно. Он никому не говорил ни слова, но каждую минуту боялся, что вот-вот эта сумасшедшая разболтает всем о своем подвиге, и тогда все пропало. Показаться смешным для набоба
было величайшим наказанием. Вот
в это тяжелое
время генерал и принялся расчищать почву для Тетюева, явившись к набобу с своим объемистым докладом.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Хлестаков. Хорошо, хоть на бумаге. Мне очень
будет приятно. Я, знаете, этак люблю
в скучное
время прочесть что-нибудь забавное… Как ваша фамилия? я все позабываю.
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит к ручке.)Честь имею поздравить. Вы
будете в большом, большом счастии,
в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно
будете проводить
время.
— Во
времена досюльные // Мы
были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А так, когда рассудится, //
В три года раз пошлем.
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а
выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, //
В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А
в том, во-первых, счастие, // Что
в двадцати сражениях // Я
был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во
время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!