Неточные совпадения
Первой мыслью, когда она пробежала письмо,
было послать за Родионом Антонычем.
В
первой комнате никого не
было, как и в следующей за ней.
Это
была дорогая обновка из чечунчи, и девушка в
первый раз надела ее, чтобы идти купаться.
От такой неожиданности Прозоров сначала опешил, а потом решился идти напролом, то
есть взять магистра с бою, по рецепту Тамерлана, который учился своим военным успехам у «мравия», сорок раз втаскивавшего зерно в гору и сорок раз свалившегося с ним, но все-таки втащившего его в сорок
первый.
Первым делом Раисы Павловны
было, конечно, сейчас же увидать заводского Ришелье, о котором, как о большинстве мелких служащих, она до сих пор ничего не знала.
Во-первых, по этой уставной грамоте совсем не
было указано сельских работников, которым землевладелец обязан
был выделить крестьянский надел, так что в мастеровые попали все крестьяне тех деревень, какие находились в округе Кукарских заводов.
Первым таким делом
было то, что несколько обществ, в том числе и Кукарское, не захотели принять составленной им уставной грамоты, несмотря ни на какие увещания, внушения и даже угрозы.
Этого
было достаточно на
первый раз, а там пусть дело гуляет по судам да палатам.
Но Тетюев не дремал, и в
первый же год существования земства Кукарские заводы
были обложены пятьюдесятью тысячами налога.
Он
был трус по натуре и, как всякий трус, после
первого припадка отчаяния деятельно принялся отыскивать путь к спасению.
— А Прейн? — отвечала удивленная Раиса Павловна, — Ах, как вы просты, чтобы не сказать больше… Неужели вы думаете, что Прейн привезет Лаптева в пустые комнаты?
Будьте уверены, что все предусмотрено и устроено, а нам нужно позаботиться только о том, что
будет зависеть от нас. Во-первых, скажите Майзелю относительно охоты… Это главное. Думаете, Лаптев
будет заниматься здесь нашими делами? Ха-ха… Да он умрет со скуки на третьи сутки.
Я
была еще совсем девчонкой, когда Прейн приехал сюда в
первый раз.
М-lle Эмма сразу поняла, что творилось с Аннинькой, и только покачала головой. Разве для такой «галки», как Аннинька,
первая любовь могла принести что-нибудь, кроме несчастья? Да еще любовь к какому-то лупоглазому прощелыге, который, может
быть, уж женат. М-lle Эмма
была очень рассудительная особа и всего больше на свете дорожила собственным покоем. И к чему, подумаешь, эти дурацкие восторги: увидала красивого парня и распустила слюни.
На
первый раз могло поразить то, что самые здоровые субъекты отличались худобой, но это и
есть признак мускульной, ничем не сокрушимой силы.
Это
был своего рода
первый застольный турнир между малым и большим двором, на котором противники могли померяться силами.
— Посмотрим, как вы
будете держать себя дальше… — грозно шипит «чугунная болванка». — С своей стороны могу сказать только то, что при
первой вашей уступке этой женщине я сейчас же уезжаю в Петербург.
Вавило и Таврило
были знаменитые катальные мастера, бросавшие двенадцатипудовую рельсовую болванку на катальной машине с вала на вал, как игрушку; Спиридон,
первый силач, работал у обжимочного молота.
На
первый раз трудно
было что-нибудь разглядеть в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, обжимочный молот в одном углу, темные стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстийми, в которые весело глядело летнее голубое небо и косыми пыльными полосами врывались солнечные лучи.
Это
была крепкая мужицкая семья настоящих «расейских» лапотников:
первый в родословном дереве заводовладельцев считался Гордей, по прозванию Лапоть.
Он, на месте Нины Леонтьевны, не сделал бы так, потому что еще кто знает, что впереди; для чего
было бравировать с
первого шага.
— Однако
будет, господа, толковать о пустяках, — остановил эти препирательства Майзель. — Приступимте к делу; Авдей Никитич, за вами
первое слово. Вы уж высказали мысль о необходимости действовать вместе, и теперь остается только выработать самую форму нашего протеста, чтобы этим дать делу сразу надлежащий ход. Как вы полагаете, господа?
— Я
первый на это никогда не соглашусь, — заявил Вершинин, — потому что это по меньшей мере глупо… С какой стати ради Платона Васильича я
буду рисковать своим местом?
У Тетюева действительно
было серьезное дело. Прямо от Майзеля он отправился в господский дом, вернее, к господскому саду, где у калитки его уже поджидала горничная Нины Леонтьевны. Под предводительством этой особы Тетюев благополучно достиг до генеральского флигелька, в котором ему сегодня
была назначена
первая аудиенция.
Первое впечатление, которое Нина Леонтьевна произвела на Тетюева, можно
было сравнить только с тем, если бы в дверях показалась цветочная копна.
— Ха-ха-ха! — залилась квадратная женщина. — Да вернитесь, говорят вам. Очень мне нужны ваши двадцать копеек… Я просто хотела испытать вас для
первого раза. Поняли? Идите и поговоримте серьезно. Мне нужно
было только убедиться, что вы в состоянии выдержать характер.
Потом Нина Леонтьевна очень картинно описала приезд Лаптева в Кукарский завод, сделанную ему торжественную встречу и те впечатления, какие вынес из нее главный виновник всего торжества. В коротких чертах
были сделаны меткие характеристики всех действующих лиц «малого двора». Тетюеву оставалось только удивляться проницательности Нины Леонтьевны, которая по
первому взгляду необыкновенно метко очертила Вершинина, Майзеля и всех остальных, причем пересыпала свою речь самой крупной солью.
— Нет, это ты, ваше превосходительство, неправильно говоришь, — отрезал Ермило Кожин, когда генерал кончил. — Конечно, мы люди темные, не ученые, а ты — неправильно. И насчет покосу неправильно, потому мужику лошадь с коровою
первое дело… А десятинки две ежели у мужика
есть, так он от свободности и пашенку распашет — не все же на фабрике да по куреням болтаться. Тоже вот насчет выгону… Наша заводская лошадь зиму-то зимскую за двоих робит, а летом ей и отдохнуть надо.
Первое впечатление из двухчасовой беседы как-то двоилось: с одной стороны — мужики как будто
были и правы, а с другой — как будто не правы.
Во-первых, оно всегда могло
быть кончено путем взаимных уступок, миролюбиво; затем, поведение кукарского заводоуправления вызвало недоверие и враждебное к себе отношение рабочих; наконец вся эта история слишком дорого стоит как рабочим, так и заводовладельцу.
— Моя жена, Раиса Павловна… — послышался голос Платона Васильича, который должен
был представиться
первым, но, по своей рассеянности, попал в последние.
— Тебе необходимо ехать в горы, — советовала Раиса Павловна, когда Луша раздумывала принять эту поездку. — Во-первых, повеселишься, во-вторых… ты поедешь вместе с отцом, следовательно, вполне
будешь защищена от всяких глупых разговоров; а на наших заводских баб не обращай никакого внимания. Нам с ними не детей крестить.
Луша еще в
первый раз едет на пароходе и поддается убаюкивающему чувству легкой качки; ей кажется, что она никогда больше не вернется назад, в свой гнилой угол, и вечно
будет плыть вперед под колыхающиеся звуки музыки.
Набоб подполз так, что его нельзя
было заметить со стороны огней, и, скорчившись, сел у ног Луши, как самый покорный раб. Это смирение тронуло сердце Луши, и она молча ожидала
первого вопроса.
Набоб
первым вошел в палатку, где на столе из свежерасколотых
елей красовалась «маленькая» охотничья закуска, то
есть целая батарея всевозможных бутылок и затем ряды тарелок, тарелочек и закрытых блюд с каким-то очень таинственным содержимым.
Это предложение заставило Родиона Антоныча в
первое мгновение оторопеть. Он даже потер себе глаза: но нет, это
была не галлюцинация, и Лаптев уже растянулся на траве и поднял ногу.
Сначала, без сомнения, все
было на стороне Тетюева: во-первых, Раиса Павловна оставалась дома, потом ряд блестящих гастрономических побед, удачная охота на оленя…
Первой заботой ее
было доставить обещанную аудиенцию у набоба Тетюеву, и такая аудиенция наконец состоялась. Часа в два пополудни, когда набоб отдыхал в своем кабинете после кофе, Прейн ввел туда Тетюева. Земский боец
был во фраке, в белом галстуке и в белых перчатках, как концертный певец; под мышкой он держал портфель, как маленький министр.
В последнее время Братковский имел меньше времени для свиданий с Аннинькой, потому что в качестве секретаря генерала должен
был присутствовать на консультации, где вел журнал заседаний и докладывал протоколы генерала, а потом получил роль в новой пьесе, которую Сарматов ставил на домашней сцене. С секретарскими работами Аннинька мирилась; но чтобы ее «предмет» в качестве jeune premier [
Первого любовника (фр.).] при всех на сцене целовал Наташу Шестеркину, — это
было выше ее сил.
Перед Лушей протянулся длинный ряд воспоминаний, как Раиса Павловна готовила ее к балу, как с замиравшим сердцем следила за ее
первыми успехами, как старалась выдвинуть ее на
первый план, с тактикой настоящей великосветской женщины, и как наконец создала то, чем теперь Луша пользуется. Одной красоты и молодости мало для женщины, а нужна еще выдержка, такт, известная оригинальная складка, что и
было разработано в Луше той же Раисой Павловной.
Но генерал
был неумолим и на этот раз поставил на своем, заставив набоба проглотить доклад целиком. Чтение продолжалось с небольшими перерывами битых часов пять. Конечно, Евгений Константиныч не дослушал и
первой части этого феноменального труда с надлежащим вниманием, а все остальное время сумрачно шагал по кабинету, заложив руки за спину, как приговоренный к смерти. Генерал слишком увлекся своей ролью, чтобы замечать истинный ход мыслей и чувств своей жертвы.
Кого-кого только тут не
было, начиная с гризеток Латинского квартала, цариц Мабиля и кафешантанов, представительниц demi-monde’a самых модных курортов и
первых звезд европейских цирков и балетов и кончая теми метеорами, которых выдвинула из общей массы шальная мода, ослепительная красота или просто дикая прихоть пресыщенной кучки набобов всего света.
— Что же мы теперь
будем делать? — спрашивала Раиса Павловна, успокоившись после
первых восторгов. — Какой-то умный человек сказал, что не так трудно выиграть сражение, как разумно воспользоваться его плодами.
— Напротив, я хотел подарить вам маленький сюрприз, а что касается до ваших сомнений, то в них, во-первых, больше всего виноваты вы же сами, а во-вторых, чем
была бы наша жизнь без маленьких волнений!
Более подходящим сравнением, пожалуй,
будет картина игроков, которые чинно уселись за зеленый стол, роздали карты, произвели ряд выкладок карточной математики, сделали
первые ходы, обозначавшие масть и намерение партнеров, — и вдруг какая-то шальная рука перемешала все карты…
— Отлично, очень хорошо… Но это все еще в будущем, а теперь поговоримте о настоящем: у меня на
первый раз
есть для вас маленькая дипломатическая миссия. Так, пустяки… Кстати, я говорил уже о вас генералу, и он согласен. Да… Так вот какое дело, Авдей Никитич… Собственно, это пустяки, но из пустяков складывается целая жизнь. Я
буду с вами откровенен… Надеюсь, что вы не откажете мне?
— Нет, за это я вам поручусь… Позвольте еще одну маленькую откровенность: пожалуйста, когда
будете у Раисы Павловны и у Нины Леонтьевны, держите себя так, как бы вы попали к самым молоденьким и красивым женщинам… Да, это
первое условие, а то всю свою миссию погубите. Ведь женщина всегда останется женщиной!
Эти милые дамы болтали самым непринужденным образом, хотя в душе страшно ненавидели друг друга: Амалия Карловна
была уверена, что она
первая сделает визит Раисе Павловне и предупредит других, и m-me Дымцевич думала то же самое, но эти проницательные дамы встретились носом к носу на подъезде квартиры главного управляющего и должны
были войти в гостиную Раисы Павловны чуть не под ручку.
Тетюев занял свой новый пост юрисконсульта, а Родион Антоныч единогласно
был избран председателем Ельниковской земской управы, причем в
первый же год своей земской деятельности поставил дело так, что знаменитая гора Куржак, обложенная двумя рублями семнадцатью копейками земских налогов,
была освобождена от этой непосильной тяготы, как освобождены на Урале от земского обложения все золотые прииски.