Неточные совпадения
Из окна, у которого Женни приютилась
с своим рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут по правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая
улица в городе была Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня
с надписью, буквально гласившею...
Потом в городе была еще замечательна
улица Крупчатная, на которой приказчики и носильщики, таская кули, сбивали прохожих
с ног или, шутки ради, подбеливали их мучкой самой первой руки; да была еще
улица Главная.
Погода была теплая и немножко сырая. Дул южный ветерок,
с крыш капали капели, дорожки по
улицам чернели и маслились, но запад неба окрашивался холодным розовым светом и маленькие облачка
с розовыми окраинами, спеша, обгоняли друг друга.
Посреди
улицы, по мягкой, но довольно скользкой от санного натора дорожке шли Женни и Лиза. Возле них
с обеих сторон шли Вязмитинов и Зарницын. Няня шла сзади. Несмотря на бесцеремонность и короткость своего обхождения
с барышнями, она никогда не позволяла себе идти
с ними рядом по
улице.
В одно погожее августовское утро по
улицам, прилегающим к самому Лефортовскому дворцу, шел наш знакомый доктор Розанов. По медленности,
с которою он рассматривал оригинальный фасад старого дворца и читал некоторые надписи на воротах домов, можно бы подумать, что он гуляет от нечего делать или ищет квартиры.
Постояв перед дворцом, он повернул в длинную
улицу налево и опять стал читать приклеенные у ворот бумажки. Одною из них объявлялось, что «сдесь отдаюца чистые, сухие углы
с жильцами», другою, что «отдаеца большая кухня в виде комнаты у Авдотьи Аликсевны, спросить у прачку» и т. п. Наконец над одною калиткой доктор прочел: «Следственный пристав».
Дом этот был похож на многие домы Лефортовской части. Он был деревянный, на каменном полуэтаже. По
улице он выходил в пять окон, во двор в четыре,
с подъездом сбоку. Каменный полуэтаж был густо выбелен мелом, а деревянный верх выкрашен грязновато-желтою охрой.
А то отправятся доктор
с Араповым гулять ночью и долго бродят бог знает где, по пустынным
улицам, не боясь ни ночных воров, ни усталости. Арапов все идет тихо и вдруг, ни
с того ни
с сего, сделает доктору такой вопрос, что тот не знает, что и ответить, и еще более убеждается, что правленье корректур не составляет главной заботы Арапова.
По трехпогибельному тротуару одной из недальних
улиц Розанов вместе
с Араповым дошли до парадного подъезда одного очень опрятного домика и по чистенькой лесенке, освещенной медною лампочкою, вошли в тепленькую и опрятную квартиру.
Как праотец, изгнанный из рая, вышел из ворот маркизиного дома Пархоменко на
улицу и, увидев на балконе маркизино общество, самым твердым голосом сторговал за пятиалтынный извозчика в гостиницу Шевалдышева. Когда успокоившаяся маркиза возвратилась и села на свой пружинный трон, Бычков ткнул человек трех в ребра и подступил к ней
с словами...
На
улицу выходила одна каменная ограда
с давно не отворявшимися воротами и ветхой калиткой.
Еврей в одно мгновение сообразился: он схватил свой перочинный ножик, подскочил
с ним к борющимся, ловко воткнул лезвие ножа в левый глаз рыжего и, в то же мгновение схватив выпущенную нищим подушку, слетел
с лестницы и, перебросившись
с своим приобретением через забор, ударился по
улице.
Помада посмотрел
с четверть часа в окна и, увидя прошедшего по
улице человека, стал одеваться.
Простившись
с Помадою, он завернул за угол и остановился среди
улицы.
Улица, несмотря на ранний час, была совершенно пуста; подслеповатые московские фонари слабо светились, две цепные собаки хрипло лаяли в подворотни, да в окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко освещенных множеством теплящихся лампад.
Отыскать Розанова было довольно трудно. Выйдя от Барсова, он постоял на
улице, посмотрел на мигавшие фонари и, вздохнув, пошел в то отделение соседней гостиницы, в котором он стоял
с приезда в Москву.
Заспавшаяся Лиза ничего не могла сообразить в одно мгновение. Она закрыла рукою глаза и, открыв их снова, случайно прежде всего прочла на лежащей у самовара карточке: «В
С.-Петербурге, по Караванной
улице, № 7, гостиница для приезжающих
с нумерами „Италия“.»
Прыгая
с тряской взбуравленной мусорной насыпи в болотистые колдобины и потом тащась бесконечною полосою жидкой грязи, дрожки повернули из пустынной
улицы в узенький кривой переулочек, потом не без опасности повернули за угол и остановились в начале довольно длинного пустого переулка.
Человек, ехавший на дрожках, привстал, посмотрел вперед и, спрыгнув в грязь, пошел к тому, что на подобных
улицах называется «тротуарами». Сделав несколько шагов по тротуару, он увидел, что передняя лошадь обоза лежала, барахтаясь в глубокой грязи. Около несчастного животного, крича и ругаясь, суетились извозчики, а в сторонке, немножко впереди этой сцены, прислонясь к заборчику, сидела на корточках старческая женская фигура в ватошнике и
с двумя узелками в белых носовых платках.
Старуха вошла молча,
с тем же узелочком,
с которым Розанов ее увидел на
улице, и молча зашлепала к окну, на которое и положила свой узелок.
Райнер получал очень хорошие деньги. Свою ферму в Швейцарии он сдал бедным работникам на самых невыгодных для себя условиях, но он личным трудом зарабатывал в Петербурге более трехсот рублей серебром в месяц. Это давало ему средство занимать в одной из лучших
улиц города очень просторную квартиру, представлявшую
с своей стороны полную возможность поместиться в ней часто изменяющемуся, но всегда весьма немалому числу широких натур, состоявших не у дел.
Тотчас, расставшись
с Розановым, он отправился
с письмом Помады в Болотную
улицу и, обойдя
с бесполезными расспросами несколько печальных домов этой
улицы, наконец нашел квартиру Агаты.
Петровского, как только он вышел на
улицу, встретил молодой человек, которому коллежский советник отдал свой бумажник
с номинациею и другими бумагами. Тут же они обменялись несколькими словами и пошли в разные стороны. У первого угла Петровский взял извозчика и велел ехать в немецкий клуб.
Агата осталась в Петербурге.
С помощью денег, полученных ею в запечатанном конверте через человека, который встретил се на
улице и скрылся прежде, чем она успела сломать печать, бедная девушка наняла себе уютную каморочку у бабушки-голландки и жила, совершенно пропав для всего света.
Абрамовна
с Райнером так же тихо и неслышно дошли по лестнице до дверей парадного подъезда. Старуха отперла своим ключом дверь и, толкнув Райнера на
улицу, закричала пронзительным старушечьим криком...
— Прощай, голубчик, — сказал он
с притворной лаской по-прежнему безмолвно сидевшему Альтерзону и, раскланявшись
с Софьею Егоровною, благополучно вышел на
улицу.
Она ушла помолиться в Казанский собор, поплакала перед образом Богоматери, переходя через
улицу, видела мужа, пролетевшего на своих шведочках
с молодою миловидною Полинькою, расплакалась еще больше и, возвратившись совершенно разбитая домой, провалялась до вечера в неутешных слезах, а вечером вышла веселая, сияющая и разражающаяся почти на всякое даже собственное слово непристойно громким хохотом.
Мартемьян Иванов посидел среди
улицы, вздел предательски свалившегося
с ноги неспособного демона и, разведя врозь руками, в унынии пошел назад, чтобы получить новые инструкции.