Неточные совпадения
Все глаза на этом бале были устремлены на ослепительную красавицу Бахареву; император
прошел с нею полонез, наговорил любезностей ее старушке-матери, не умевшей ничего ответить государю от робости, и на другой
день прислал молодой красавице великолепный букет в еще более великолепном порт-букете.
В восемь часов утра начинался
день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком
проходили почти целые
дни Женни.
Прошло пять
дней. Женни, Лиза и няня отговели. В эти
дни их навещали Вязмитинов и Зарницын. Доктора не было в городе. Лиза была весела, спокойна, охотно рассуждала о самых обыденных вещах и даже нередко шутила и смеялась.
— Я завтра еду, все уложено: это мой дорожный наряд. Сегодня открыли дом,
день был такой хороший, я все
ходила по пустым комнатам, так славно. Вы знаете весь наш дом?
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен, что это на самом
деле. Я не могу ничего сделать хорошего: сил нет. Я ведь с детства в каком-то разладе с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то, что тот не умел низко кланяться; молодость моя
прошла у моего дяди, такого нравственного развратителя, что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем черт знает что вышло. Вся смелость меня оставила.
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся кровью; то он
ходит по целым
дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Прошло два
дня. Арапов несколько раз заходил к доктору мрачный и таинственный, но не заводил никаких загадочных речей, а только держался как-то трагически.
Через два
дня после этого происшествия из дома, в котором квартировал sous-lieutenant, [Младший лейтенант (франц.).] вынесли длинную тростниковую корзину, в каких обыкновенно возят уголья. Это грубая корзина в три аршина длины и полтора глубины, сверху довольно широкая, книзу совсем почти
сходила на нет.
Было
дело совсем простое, и
прошло оно совсем попросту, никем не отмеченное ни в одной летописи, а маркиза всклохталась, как строившаяся пчелиная матка.
Вскоре после описанных последних событий Розанов с Райнером спешно
проходили по одному разметенному и усыпанному песком московскому бульвару. Стоял ясный осенний
день, и бульвар был усеян народом. На Спасской башне пробило два часа.
Одни утверждали, что он в Петербурге, но что его нельзя узнать, потому что он
ходит переодетый, в синих очках и с выкрашенными волосами; другие утверждали, что видели Райнера в Париже, где он слоняется между русскими и всякий
день ходит то в парижскую префектуру, то в наше посольство.
Все там было свое как-то: нажгут дома, на происшествие поедешь, лошадки фыркают, обдавая тонким облаком взметенного снега, ночь в избе, на соломе, спор с исправником, курьезные извороты прикосновенных к
делу крестьян, или езда теплою вешнею ночью, проталины, жаворонки так и замирают, рея в воздухе, или, наконец, еще позже, едешь и думаешь… тарантасик подкидывает, а поле как посеребренное, и по нем
ходят то тяжелые драхвы, то стальнокрылые стрепеты…
— Отлично, — ну я, брат, утром должен
сходить; вечером нехорошо: целый
день приехал, и вечером идти. Я утром.
После разрыва с Лизою Розанову некуда стало
ходить, кроме Полиньки Калистратовой; а лето хотя уже и пришло к концу, но
дни стояли прекрасные, теплые, и дачники еще не собирались в пыльный город. Даже Помада стал избегать Розанова. На другой
день после описанного в предшедшей главе объяснения он рано прибежал к Розанову, взволнованным, обиженным тоном выговаривал ему за желание поссорить его с Лизою. Никакого средства не было урезонить его и доказать, что такого желания вовсе не существовало.
Между тем
день стал склоняться к вечеру; на столе у Розанова все еще стоял нетронутый обед, а Розанов, мрачный и задумчивый,
ходил по опустевшей квартире. Наконец и стемнело; горничная подала свечи и еще раз сказала...
Через пять или шесть
дней после его возвращения одна из углекислых
дев, провожая в Тверь другую углекислую
деву, видела, как Розанов провожал в Петербург какую-то молоденькую даму, и представилось
деве, что эта дама,
проходя к вагонам, мимолетно поцеловала Розанова.
Прошла неделя. Розанов получил из Петербурга два письма, а из больницы отпуск. В этот же
день, вечером, он спросил у девушки свой чемоданчик и начал собственноручно укладываться.
Прошло два года. На дворе стояла сырая, ненастная осень; серые петербургские
дни сменялись темными холодными ночами: столица была неопрятна, и вид ее не способен был пленять ничьего воображения. Но как ни безотрадны были в это время картины людных мест города, они не могли дать и самого слабого понятия о впечатлениях, производимых на свежего человека видами пустырей и бесконечных заборов, огораживающих болотистые улицы одного из печальнейших углов Петербургской стороны.
—
Дело в том-с, Дмитрий Петрович, что какая же польза от этого материнского сиденья? По-моему, в тысячу раз лучше, если над этим ребенком сядет не мать с своею сантиментальною нежностью, а простая, опытная сиделка, умеющая
ходить за больными.
— Господа! — крикнула она, сняв шляпу, — допируем-те хорошенько этот
день дома. Давайте сами поставим самовар, кто-нибудь
сходит купить чего-нибудь поесть; купимте бутылку вина и посидимте.
Доктор молча
прошел в свой кабинет и наутро распорядился только заставить шкафом одни двери, чтобы таким образом
разделить свою квартиру на две как бы отдельные половины.