Неточные совпадения
— От многого. От неспособности сжиться с этим миром-то; от неуменья отстоять себя; от недостатка
сил бороться с тем, что
не всякий поборет. Есть люди, которым нужно, просто необходимо такое безмятежное пристанище, и пристанище это существует, а если
не отжила еще потребность
в этих учреждениях-то, значит, всякий молокосос
не имеет и права называть их отжившими и поносить
в глаза людям, дорожащим своим тихим приютом.
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая.
Не говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась —
сил моих
не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе —
не пускают. Папа приехал с поля, я села
в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
Бежит Помада под гору, по тому самому спуску, на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть
силы и то попадет
в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному следу, на котором
не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая
в переносах, и падая на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей,
в ряду давно темных окон, два окна смотрят, словно волчьи глаза
в овраге.
Она
не принимала
в расчет рутинной
силы среды и
не опасалась страшного вреда от шутов и дураков, приставших к ней по страсти к моде.
Мы должны были
в последних главах показать ее обстановку для того, чтобы
не возвращаться к прошлому и,
не рисуя читателю мелких и неинтересных сцен однообразной уездной жизни, выяснить, при каких декорациях и мотивах спокойная головка Женни доходила до составления себе ясных и совершенно самостоятельных понятий о людях и их деятельности, о себе, о своих
силах, о своем призвании и обязанностях, налагаемых на нее долгом
в действительном размере ее
сил.
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен, что это на самом деле. Я
не могу ничего сделать хорошего:
сил нет. Я ведь с детства
в каком-то разладе с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то, что тот
не умел низко кланяться; молодость моя прошла у моего дяди, такого нравственного развратителя, что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем черт знает что вышло. Вся смелость меня оставила.
Это была русская женщина, поэтически восполняющая прелестные типы женщин Бертольда Ауэрбаха. Она
не была второю Женни, и здесь
не место говорить о ней много; но автор, находясь под неотразимым влиянием этого типа, будет очень жалеть, если у него
не достанет
сил и уменья когда-нибудь
в другом месте рассказать, что за лицо была Марья Михайловна Райнер, и напомнить ею один из наших улетающих и всеми позабываемых женских типов.
— Да. Надо ждать; все же теперь
не то, что было. «
Сила есть и
в терпенье». Надо испытать все мирные средства, а
не подводить народ под страдания.
Конечно,
не всякий может похвалиться, что он имел
в жизни такого друга, каким была для маркизы Рогнеда Романовна, но маркиза была еще счастливее. Ей казалось, что у нее очень много людей, которые ее нежно любят и готовы за нею на край света. Положим, что маркиза
в этом случае очень сильно ошибалась, но тем
не менее она все-таки была очень счастлива, заблуждаясь таким приятным образом. Это сильно поддерживало ее духовные
силы и давало ей то, что
в Москве называется «форсом».
— Ну, давайте руку. Я очень рад, что я
в вас
не ошибся. Теперь прощайте. Мы все переговорили, и я устал:
силы плохи.
Во-первых, все это было ему до такой степени больно, что он
не находил
в себе
силы с должным хладнокровием опровергать взведенные на него обвинения, а во-вторых, что же он и мог сказать?
Он,
не долго думая, объяснился с Беком
в том роде, что так как он, Бек,
не может позволить ему, Лобачевскому, завести приватную медицинскую школу для женщин, которая никому и ничему мешать
не может, то,
в силу своего непреодолимого влечения к этому делу, он, Лобачевский,
не может более служить вместе с ним, Беком, и просит отпуска.
— Я вам даю сколько
в силах. Вы сами очень хорошо знаете, что я более
не могу.
—
Не пьянствуйте с метресками, так будете
в силах дать более.
— Тут все дело
в узкости. Надо, чтоб
не было узких забот только о себе или только о тех, кого сама родила. Наши
силы — достояние общественное, и терпеться должно только то, что полезно, — опять поучал Белоярцев. — Задача
в том, чтоб всем равно было хорошо, а
не в том, чтобы некоторым было отлично.
Проявления этой дикости нередко возмущали Райнера, но зато они никогда
не приводили его
в отчаяние, как английские мокассары, рассуждения немцев о национальном превосходстве или французских буржуа о слабости существующих полицейских законов. Словом, эти натуры более отвечали пламенным симпатиям энтузиаста, и, как мы увидим, он долго всеми неправдами старался отыскивать
в их широком размахе
силу для водворения
в жизни тем или иным путем новых социальных положений.
Они уже ясно начинали чувствовать, что равноправия и равносилия
в их ассоциации
не существует, что вся
сила и воля сосредоточивались
в Белоярцеве.
—
В этом-то и
сила ассоциации, — заметила Бертольди. — Это вас
не должно стеснять.
Райнер помогал каждой, насколько был
в силах, и это
не могло
не отозваться на его собственных занятиях,
в которых начали замечаться сильные упущения. К концу месяца Райнеру отказали за неглижировку от нескольких уроков. Он перенес это весьма спокойно и продолжал еще усерднее помогать
в работах женщинам Дома.
— А мое мнение,
не нам с тобой, брат Николай Степанович, быть строгими судьями. Мы с тобой видели, как порывались молодые
силы, как
не могли они отыскать настоящей дороги и как
в криворос ударились. Нам с тобой простить наши личные оскорбления да пожалеть о заблуждениях — вот наше дело.
Тревога была напрасная: воров никаких
не было. Ольга Александровна,
не совладев с собою и
не найдя
в себе
силы переговорить с гражданами и обличить перед ними свою несостоятельность к продолжению гражданского образа жизни, просто-напросто решилась убежать к мужу, как другие убегают от мужа.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока
не пустит по миру, //
Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, //
Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней
не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты,
сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!