Неточные совпадения
— Да, но спириты говорят: теперь мы
не знаем, что это за
сила, но
сила есть, и вот при каких условиях она действует. А ученые пускай раскроют,
в чем состоит эта
сила. Нет, я
не вижу, почему это
не может быть новая
сила, если она….
«И ужаснее всего то, — думал он, — что теперь именно, когда подходит к концу мое дело (он думал о проекте, который он проводил теперь), когда мне нужно всё спокойствие и все
силы души, теперь на меня сваливается эта бессмысленная тревога. Но что ж делать? Я
не из таких людей, которые переносят беспокойство и тревоги и
не имеют
силы взглянуть им
в лицо».
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он
не мог решиться и
не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся
в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него
в комнате, говоря о разных пустяках и
не будучи
в силах спросить, что хотел.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую
силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка,
не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную
силу, которую он выказывал
в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и
в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком
в Английском Клубе.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и
в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение
не в его
силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе
в отступлении — всё равно, что признаться
в погибели.
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру потеряла первый момент, и несколько лошадей взяли с места прежде ее, но, еще
не доскакивая реки, Вронский, изо всех
сил сдерживая влегшую
в поводья лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди всех прелестная Диана, несшая ни живого, ни мертвого Кузовлева.
Но
в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило
в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и
не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то —
не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток
силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
Он чувствовал, что махает из последних
сил, и решился просить Тита остановиться. Но
в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись, взял травы, отер косу и стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянулся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же,
не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит наточил свою косу и косу Левина, и они пошли дальше.
На втором приеме было то же. Тит шел мах за махом,
не останавливаясь и
не уставая. Левин шел за ним, стараясь
не отставать, и ему становилось всё труднее и труднее: наступала минута, когда, он чувствовал, у него
не остается более
сил, но
в это самое время Тит останавливался и точил.
Она чувствовала, что то положение
в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она
не будет
в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она
не будет сильнее самой себя.
Левин говорил то, что он истинно думал
в это последнее время. Он во всем видел только смерть или приближение к ней. Но затеянное им дело тем более занимало его. Надо же было как-нибудь доживать жизнь, пока
не пришла смерть. Темнота покрывала для него всё; но именно вследствие этой темноты он чувствовал, что единственною руководительною нитью
в этой темноте было его дело, и он из последних
сил ухватился и держался за него.
— Если бы
не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы знаем, что
в этих пилюлях классического образования лежит целебная
сила антинигилизма, и мы смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной
силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
— Простить я
не могу, и
не хочу, и считаю несправедливым. Я для этой женщины сделал всё, и она затоптала всё
в грязь, которая ей свойственна. Я
не злой человек, я никогда никого
не ненавидел, но ее я ненавижу всеми
силами души и
не могу даже простить ее, потому что слишком ненавижу за всё то зло, которое она сделала мне! — проговорил он со слезами злобы
в голосе.
Ошибка, сделанная Алексеем Александровичем
в том, что он, готовясь на свидание с женой,
не обдумал той случайности, что раскаяние ее будет искренно и он простит, а она
не умрет, — эта ошибка через два месяца после его возвращения из Москвы представилась ему во всей своей
силе.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он
не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением той грубой
силы, которая должна была руководить его жизнью
в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился, глядя на княгиню Тверскую.
Никогда еще невозможность
в глазах света его положения и ненависть к нему его жены и вообще могущество той грубой таинственной
силы, которая,
в разрез с его душевным настроением, руководила его жизнью и требовала исполнения своей воли и изменения его отношений к жене,
не представлялись ему с такою очевидностью, как нынче.
Никогда он с такою
силой после уже
не чувствовал этого, но
в этот первый раз он долго
не мог опомниться.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу
в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и
силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час
в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Не давая себе отчета, для чего он это делает, он все
силы своей души напрягал
в эти два дня только на то, чтоб иметь вид спокойный и даже равнодушный.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе
не думая о том, что его прощение есть действие высшей
силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что
в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо
в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
Она знала, что никогда он
не будет
в силах понять всей глубины ее страданья; она знала, что за его холодный тон при упоминании об этом она возненавидит его.
На первого ребенка, хотя и от нелюбимого человека, были положены все
силы любви,
не получавшие удовлетворения; девочка была рождена
в самых тяжелых условиях, и на нее
не было положено и сотой доли тех забот, которые были положены на первого.
Все эти хлопоты, хождение из места
в место, разговоры с очень добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но
не могущими пособить ему, всё это напряжение,
не дающее никаких результатов, произвело
в Левине чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда хочешь употребить физическую
силу.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего
не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак
не ожидала, чтоб у нее нашлась эта
сила задержать где-то
в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и
не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно! Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если
не иметь опоры
в религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими
силами без этой помощи
не мог бы воспитывать.
Лошадь
не была еще готова, но, чувствуя
в себе особенное напряжение физических
сил и внимания к тому, что предстояло делать, чтобы
не потерять ни одной минуты, он,
не дожидаясь лошади, вышел пешком и приказал Кузьме догонять себя.
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира,
в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным
в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он
не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак
не предвидел, с такою
силой поднялись
в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
— Мы здесь
не умеем жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето
в Бадене; ну, право, я чувствовал себя совсем молодым человеком. Увижу женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь, выпьешь слегка —
сила, бодрость. Приехал
в Россию, — надо было к жене да еще
в деревню, — ну,
не поверишь, через две недели надел халат, перестал одеваться к обеду. Какое о молоденьких думать! Совсем стал старик. Только душу спасать остается. Поехал
в Париж — опять справился.
Сергей Иванович был умен, образован, здоров, деятелен и
не знал, куда употребить всю свою деятельность. Разговоры
в гостиных, съездах, собраниях, комитетах, везде, где можно было говорить, занимали часть его времени; но он, давнишний городской житель,
не позволял себе уходить всему
в разговоры, как это делал его неопытный брат, когда бывал
в Москве; оставалось еще много досуга и умственных
сил.
Он
не мог признать, что он тогда знал правду, а теперь ошибается, потому что, как только он начинал думать спокойно об этом, всё распадалось вдребезги;
не мог и признать того, что он тогда ошибался, потому что дорожил тогдашним душевным настроением, а признавая его данью слабости, он бы осквернял те минуты. Он был
в мучительном разладе с самим собою и напрягал все душевные
силы, чтобы выйти из него.
«Я ничего
не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я понял ту
силу, которая
не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».