Неточные совпадения
Стан
высокий, стройный и роскошный, античная грудь, античные плечи, прелестная ручка, волосы черные, черные как вороново крыло, и кроткие, умные голубые глаза, которые так и смотрели в душу, так и западали в сердце, говоря, что мы на все смотрим и все видим, мы
не боимся страстей, но от дерзкого взора они в нас
не вспыхнут пожаром.
На
высоком чистеньком крыльце небольшого, но очень чистого деревянного домика, окруженного со всех сторон акациею, сиренью, пестрыми клумбами однолетних цветов и
не менее пестрою деревянною решеткою, стояли четыре женщины и две молоденькие девочки.
— Фуй, какая ужасная наука. Я
выше двойки никогда
не получала.
А я тебе повторяю, что все это орудует любовь, да
не та любовь, что вы там сочиняете, да основываете на высоких-то нравственных качествах любимого предмета, а это наша, русская, каторжная, зазнобистая любва, та любва, про которую эти адски-мучительные песни поются, за которую и душатся, и режутся, и
не рассуждают по-вашему.
— Что
высокий! Об нем никто
не говорит, о высоком-то. А ты мне покажи пример такой на человеке развитом, из среднего класса, из того, что вот считают бьющеюся, живою-то жилою русского общества. Покажи человека размышляющего. Одного человека такого покажи мне в таком положении.
Из окна, у которого Женни приютилась с своим рабочим столиком, был если
не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут по правому,
высокому берегу довольно большой, но вовсе
не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая улица в городе была Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
Зарницын за это упрекал Евгению Петровну, указывая ей на
высокое призвание гражданки; Вязмитинов об этом никогда
не разговаривал, а доктор, сделавшийся жарким поклонником скромных достоинств Женни, обыкновенно
не давал сказать против нее ни одного слова.
Зина
не могла застегнуть лифа; ходила в широких блузах, необыкновенно шедших к ее
высокой фигуре, и беспрестанно совещалась с докторами и акушерами.
— За идею, за идею, — шумел он. — Идею должно отстаивать. Ну что ж делать: ну, будет солдат! Что ж делать? За идею права нельзя
не стоять; нельзя себя беречь, когда идея права попирается. Отсюда выходит индифферентизм: самое вреднейшее общественное явление. Я этого
не допускаю. Прежде идея, потом я, а
не я
выше моей идеи. Отсюда я должен лечь за мою идею, отсюда героизм, общественная возбужденность, горячее служение идеалам, отсюда торжество идеалов, торжество идей, царство правды!
Высокий, умный, но холодный лоб Ярошиньского был правильно подлиневан двумя почти сходившимися бровями, из которых еще
не совсем исчез черный волос молодости, но еще более молодости было в черных, тоже очень умных его глазах.
Розанова и Райнера встретил
высокий смуглый лакей в сером казинетовом сюртуке
не по сезону и в белых бумажных перчатках. Он
не пошел о них докладывать, а только отворил им двери в залу.
— Постой, Нэда, — отвечала маркиза и пристала: — ну что, что наш Грановский?
Не честный человек был, что ли?
Не светлые и
высокие имел понятия?..
Маркизин кружок
не был для Лизы тем
высоким миром, к которому она стремилась, гадя людьми к ней близкими со дня ее выхода из института, но все-таки этот мир заинтересовал ее, и она многого от него ожидала.
Ольга Сергеевна
не замечала этого, но Варвара Ивановна это заметила и порешила, что маркиза сразу отличила ее как женщину, стоящую всем
выше здешних хозяев.
— Нет, это уж
выше сил. Я
не знаю, как вы все это слушаете, Лизавета Егоровна.
Не пугайся этого ничтожного мира, и ты скоро узнаешь, какое
высокое наслаждение страдать и быть крепким духом».
У этого-то Грабилина Белоярцев и предложил взять взаймы две тысячи рублей серебром под общею друг за друга порукою в уплате. Грабилин, дорожа знакомством столь
высокого в его мнении либерального кружка,
не посмел отказать Белоярцеву в его просьбе, и таким образом, посредством этого займа, образовался первый общественный фонд, поступивший тоже в руки Белоярцева.
Копошась в бездне греховной, миряне, которых гражданский Дом интересовал своею оригинальностью и малодоступностью, судили о его жильцах по своим склонностям и побуждениям, упуская из виду, что «граждане Дома» старались ни в чем
не походить на обыкновенных смертных, а стремились стать
выше их; стремились быть для них нравственным образцом и выкройкою для повсеместного распространения в России нового социального устройства.
— Вам только надобно бы посмотреть на народ в его собственной исключительной обстановке, — твердил он Ступиной, — и вы бы, я уверен, могли писать очень хорошие рассказы, сцены и очерки. Посмотрите, какая гадость печатается в журналах: срам! Я нимало
не сомневаюсь, что вы с первого же шага стали бы
выше всех их.
Мужчин на своих лекциях Белоярцев терпеть
не мог и в крайнем случае допускал уж только самых испытанных граждан, ставящих
выше всего общий вывод и направление.
— Я тоже имею это намерение, — оказал он, остановясь перед Райнером, и начал качаться на своих
высоких каблуках. — Но, вы знаете, в польской организации можно знать очень многих ниже себя, а старше себя только того, от кого вы получили свою номинацию, а я еще
не имею номинации. То есть я мог бы ее иметь, но она мне пока еще
не нужна.
Озноб Лизы
не прекращался, несмотря на
высокую температуру усердно натопленной комнаты, два теплые одеяла и несколько стаканов выпитого ею бузинного настоя.
Часу в одиннадцатом в конце пустой улицы послышалось тихое дребезжание извозчичьих дрожек. Утлый экипаж долго полз по немощеной улице и,
не доезжая нескольких сажен до дома, занятого гражданами, остановился в тени, падавшей от
высокого деревянного забора.
Неточные совпадения
Застыл уж на уколотом // Мизинце у Евгеньюшки, // Хозяйской старшей дочери, //
Высокий бугорок, // А девка и
не слышала, // Как укололась до крови;
Не ветры веют буйные, //
Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С
высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
«Давно мы
не работали, // Давайте — покосим!» // Семь баб им косы отдали. // Проснулась, разгорелася // Привычка позабытая // К труду! Как зубы с голоду, // Работает у каждого // Проворная рука. // Валят траву
высокую, // Под песню, незнакомую // Вахлацкой стороне; // Под песню, что навеяна // Метелями и вьюгами // Родимых деревень: // Заплатова, Дырявина, // Разутова, Знобишина, // Горелова, Неелова — // Неурожайка тож…
Стану я руки убийством марать, // Нет,
не тебе умирать!» // Яков на сосну
высокую прянул, // Вожжи в вершине ее укрепил, // Перекрестился, на солнышко глянул, // Голову в петлю — и ноги спустил!..
(На малом шляпа круглая, // С значком, жилетка красная, // С десятком светлых пуговиц, // Посконные штаны // И лапти: малый смахивал // На дерево, с которого // Кору подпасок крохотный // Всю снизу ободрал, // А
выше — ни царапины, // В вершине
не побрезгует // Ворона свить гнездо.)