Неточные совпадения
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж
не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить
нельзя, весь лед иструх».
— Что ж толковать? Больного разве
нельзя навестить? Больных все навещают. Я же была у него с папой, отчего же мне теперь
не пойти с тобою?
— Ты взволнована и сама
не знаешь, что говоришь, на тебя
нельзя даже теперь сердиться.
— Я их буду любить, я их еще… больше буду лю… бить. Тут я их скорее перестану любить. Они, может быть, и доб… рые все, но они так странно со мною об… обра… щаются. Они
не хотят понять, что мне так
нельзя жить. Они ничего
не хотят понимать.
—
Не нельзя, а смешно. Тебя прозовут мечтательницею. Зачем же быть смешною?
— К мужу отправить. Отрезанный ломоть к хлебу
не пристает. Раз бы да другой увидала, что
нельзя глупить, так и обдумалась бы; она ведь
не дура. А то маменька с папенькой сами потворствуют, бабенка и дурит, а потом и в привычку войдет.
— А ничего, матушка, ваше превосходительство,
не значит, — отвечал Розанов. — Семейное что-нибудь, разумеется, во что и входить-то со стороны, я думаю,
нельзя. Пословица говорится: «свои собаки грызутся, а чужие под стол». О здоровье своем
не извольте беспокоиться: начнется изжога — магнезии кусочек скушайте, и пройдет, а нам туда прикажите теперь прислать бульонцу да кусочек мяса.
«Говорят, — думала она, стараясь уснуть, — говорят,
нельзя определить момента, когда и отчего чувство зарождается, — а можно ли определить, когда и отчего оно гаснет? Приходит… уходит. Дружба придет, а потом уйдет. Всякая привязанность также: придет… уйдет…
не удержишь. Одна любовь!.. та уж…» — «придет и уйдет», — отвечал утомленный мозг, решая последний вопрос вовсе
не так, как его хотело решить девичье сердце Женни.
Он постоянно сам рассказывал, что ему без взяток прожить
нельзя, но
не из этих взяток свивался кнут, которым хлестала его уездная мораль.
Она только
не знала, что
нельзя всем построить собственные домики и безмятежно жить в них, пока двужильный старик Захват Иванович сидит на большой коробье да похваливается, а свободная человечья душа ему молится: научи, мол, меня, батюшка Захват Иванович, как самому мне Захватом стать!
Женни
не взяла ее к себе по искренней, детской просьбе. «
Нельзя», говорила. Мать Агния тоже говорила: «опомнись», а опомниться нужно было там же, в том же вертепе, где кошек чешут и злят регулярными приемами через час по ложке.
Какие этой порой бывают ночи прелестные,
нельзя рассказать тому, кто
не видал их или, видевши,
не чувствовал крепкого, могучего и обаятельного их влияния. В эти ночи, когда под ногою хрустит беленькая слюда, раскинутая по черным талинам,
нельзя размышлять ни о грозном часе последнего расчета с жизнью, ни о ловком обходе подводных камней моря житейского. Даже сама досужая старушка-нужда забывается легким сном, и
не слышно ее ворчливых соображений насчет завтрашнего дня.
В эпоху, описываемую в нашем романе, тоже
нельзя сказать, чтобы он
не тяготел к ним.
Глядя теперь на покрывавшееся пятнами лицо доктора, ей стало жаль его, едва ли
не так же нежно жаль, как жалела его Женни, и докторше
нельзя было бы посоветовать заговорить в эти минуты с Лизою.
— А бог ее ведает! Ее никак разобрать
нельзя. Ее ведь если расспросить по совести, так она и сама
не знает, из-за чего у нее сыр-бор горит.
— Да, так, конечно, пока что будет, устроиваться
нельзя, — заметила жена Нечая и сейчас же добавила: — Евграф Федорович! да что вы к нам-то их, пока что будет,
не пригласите? Пока что будет, пожили бы у нас, — обратилась она приветливо к Розанову.
Этого
нельзя было сделать: сын швейцарца Райнера и его русской жены
не мог быть лютеранином.
Рогнеда Романовна от природы была очень правдива, и, может быть, она
не лгала даже и в настоящем случае, но все-таки ей
нельзя было во всем верить на слово, потому что она была женщина «политичная». — Давно известно, что в русском обществе недостаток людей политических всегда щедро вознаграждался обилием людей политичных, и Рогнеда Романовна была одним из лучших экземпляров этого завода.
— Да, уж вашей к этому прибавить
нельзя, — прошептала, совсем вскипев, маркиза и, встав а la Ristori, [На манер Ристори (франц.).] с протянутою к дверям рукою, произнесла: — Господин Пархоменко! прошу вас выйти отсюда и более сюда никогда
не входить.
—
Нельзя же, maman,
не собраться, когда дело касается бедных товарищей.
— Извините, сударыня: у меня много дела. Я вам сказал, что людей, которых ни в чем
не обвиняют,
нельзя сажать под арест. Это, наконец, запрещено законом, а я вне закона
не вправе поступать. Вперед мало ли кто что может сделать:
не посажать же под арест всех. Повторяю вам, это запрещено законом.
— И умно делаете. Затем-то я вас и позвал к себе. Я старый солдат; мне, может быть, извините меня, с революционерами и говорить бы, пожалуй,
не следовало. Но пусть каждый думает, кто как хочет, а я по-своему всегда думал и буду думать. Молодежь есть наше упование и надежда России. К такому положению
нельзя оставаться равнодушным. Их жалко. Я
не говорю об университетских историях. Тут что ж говорить! Тут говорить нечего. А есть, говорят, другие затеи…
Все это слабо освещалось одною стеариновою свечкою, стоявшею перед литографическим камнем, за которым на корточках сидел Персиянцев. При этом слабом освещении, совершенно исчезавшем на темных стенах погреба и только с грехом пополам озарявшем камень и работника, молодой энтузиаст как
нельзя более напоминал собою швабского поэта, обращенного хитростью Ураки в мопса и обязанного кипятить горшок у ведьмы до тех пор, пока его
не размопсит совершенно непорочная девица.
Одни обвинения были просто голословные клеветы или подозрения, для опровержения которых
нельзя было подыскать никаких доказательств, а других
нельзя было опровергать,
не подводя некоторых людей прямо к неминуемой тяжелой ответственности.
— Нет, это уж ни на что
не годится. Они облиты едким веществом, их теперь
нельзя набивать. Какая досада! — окончила девушка, отряхивая марселиновую юбку. — Это все прогорит теперь, — продолжала она, указывая на брызги.
— Или вы работаете исключительно над гуманными науками? — продолжала Бертольди. — Гуманные науки сами по себе одни ничего
не значат. Всему корень материя. В наш век
нельзя быть узким специалистом. Я недавно работала над Прудоном, а теперь занимаюсь органической химией, переводами и акушерством.
— Вы заходите, мы вами займемся, — сказала, прощаясь с нею, Бертольди. — Бычков говорил, что у вас есть способности. Вам для вашего развития нужно близко познакомиться с Бычковым; он
не откажется содействовать вашему развитию. Он талант. Его теперешнюю жену
нельзя узнать, что он из нее сделал в четыре месяца, а была совсем весталка.
— «Если изба без запора, то и свинья в ней бродит», как говорит пословица. Соглашаюсь, и всегда буду с этим соглашаться. Я
не стану осуждать женщину за то, что она дает широкий простор своим животным наклонностям. Какое мне дело? Это ее право над собою. Но
не стану и любить эту женщину, потому что любить животное
нельзя так, как любят человека.
— Ах, никто особенно
не хозяин, и, если хотите, все хозяева. Будто уж без особенного антрепренера и жить
нельзя!
— А нет, Анна Львовна, этого
нельзя говорить, — снисходительно заметил Белоярцев. — Это только так кажется, а в существе это и есть тот тонкий путь, которым разврат вводится в человеческое общество. Я вам подаю бурнус, я вам поднимаю платок, я перед вами растворяю двери, потому что это ничего
не стоит, потому что это и вам самим легко было бы сделать без моей помощи.
— Смешно, — сказала, вставая, Лиза. — Розанова принимать опасно; Райнера опасно пустить жить, а принимать можно; людей, которые живут у Райнера, тоже
нельзя пустить жить с нами, тогда как на них рассчитывали при устройстве этого жилья, а какого-то Грабилина, у которого, только деньги заняли, надо пускать, чтобы комнаты
не гуляли! Какое же это социальное общежительство!
— Да отчего же вы ничего
не говорили прежде? Ведь это, Лизавета Егоровна, странно: так жить
нельзя.
— И так
нельзя,
нельзя, — отвечала запальчиво Лиза. — Mesdames! Вас
не оскорбляет этот поступок? Вспомните, что это второй раз господин Белоярцев делает что хочет.
По болезни Райнера ни у кого из женщин
не было никакой работы; сам Белоярцев, находясь в тревоге, тоже ничего
не сделал в этот месяц; прислуга отошла, и вновь никого
нельзя было нанять.
— Я, как вам угодно, только я
не то что из капризу какого-нибудь, а я решительно вам говорю, что, имея себе капитал совершенно, можно сказать, что самый незначительный, то я более ожидать
не могу-с. По мелочной торговле это нельзя-с. Сорок рублей тоже для нашего брата в обороте свой расчет имеют.
— Нет,
не все равно. К Евгении Петровне дня через два будет можно; к Полине Петровне тоже можно, а сюда, в свою залу, положительно
нельзя, и
нельзя ни под каким видом.
— Помилуйте, да мало ли чего на свете
не бывает,
нельзя же все так прямо и рассказывать. Журнал читается в семействах, где есть и женщины, и девушки,
нельзя же нимало
не щадить их стыдливости.