Николай Степанович хотел расспросить об этом жену после своего возвращения от начальника, но Евгения Петровна, которая уже
была в постели, заслышав в зале его туфли, крепко закуталась в одеяло и на все шутливые попытки мужа развеселить ее и заставить разговориться нервно проронила только...
Неточные совпадения
Теперь только, когда этот голос изобличил присутствие
в комнате Помады еще одного живого существа, можно
было рассмотреть, что на
постели Помады, преспокойно растянувшись, лежал человек
в дубленом коротком полушубке и, закинув ногу на ногу, преспокойно курил довольно гадкую сигару.
Доктор урезонил Лизавету Егоровну: ее привели
в теплую комнатку конторщика,
напоили горячим чаем с вином, птичница вытерла ее спиртом и уложила на конторщикову
постель, покрытую чистою простынею.
Лизу теперь бросило на работу: благо, глаза хорошо служили. Она не покидала иголки целый день и только вечером гуляла и читала
в постели. Не только трудно
было найти швею прилежнее ее, но далеко не всякая из швей могла сравниться с нею и
в искусстве.
Здесь
был только зоологический Розанов, а
был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около
постели, на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по одному слову на ноги, начать наново жизнь сознательную, с бестрепетным концом
в пятом акте драмы.
Петру Лукичу после покойного сна
было гораздо лучше. Он сидел
в постели, обложенный подушками, и
пил потихоньку воду с малиновым сиропом. Женни сидела возле его кровати; на столике горела свеча под зеленым абажуром.
Ландсман погладил его по головке, а жена ландсмана
напоила его теплым вином и уложила
в постель своего мужа.
Розанов привскочил с
постели, протер глаза и опять взял брошенную на столе депешу: ясно и четко синим карандашом
было написано: «Мы едем к вам с попутчиками и завтра
будем в Москве. Встретьте нас на Солянке, дом Репина».
— Даша? — крикнул он, — Дора! Дорушка! За дверями послышался звонкий хохот. Долинский подумал, что с Дашей истерика, и отворил ее двери. Дорушка
была в постели. Укутавшись по самую шею одеялом, она весело смеялась над тревогою Долинского. Долинский надулся.
Боже мой, не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом
пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно!
Поздно ночью, по уходе Фальстафа (казачок опять почтительно поддерживал его за талию), когда я уже
был в постели, Василий Акинфиевич пришел ко мне в одном нижнем белье, в туфлях на босу ногу и со свечой в руке.
Неточные совпадения
И действительно,
в ту же ночь Клемантинка
была поднята
в бесчувственном виде с
постели и выволочена
в одной рубашке на улицу.
5) Ламврокакис, беглый грек, без имени и отчества и даже без чина, пойманный графом Кирилою Разумовским
в Нежине, на базаре. Торговал греческим мылом, губкою и орехами; сверх того,
был сторонником классического образования.
В 1756 году
был найден
в постели, заеденный клопами.
Несмотря на нечистоту избы, загаженной сапогами охотников и грязными, облизывавшимися собаками, на болотный и пороховой запах, которым она наполнилась, и на отсутствие ножей и вилок, охотники напились чаю и поужинали с таким вкусом, как
едят только на охоте. Умытые и чистые, они пошли
в подметенный сенной сарай, где кучера приготовили господам
постели.
Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза
были закрыты. Левин, Кити и Марья Николаевна стояли у
постели. Молитва еще не
была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. Священник, окончив молитву, приложил к холодному лбу крест, потом медленно завернул его
в епитрахиль и, постояв еще молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромной руки.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла
в постель. Ей всею душой
было жалко Анну
в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии возникали
в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.