Будучи перевенчан с Алиной, но не быв никогда ее мужем, он действительно усерднее всякого родного отца хлопотал об усыновлении себе ее двух старших детей
и, наконец, выхлопотал это при посредстве связей брата Алины
и Кишенского; он присутствовал с веселым
и открытым лицом на крестинах двух других детей, которых щедрая природа послала Алине после ее бракосочетания,
и видел, как эти милые крошки были вписаны на его имя в приходские метрические книги; он свидетельствовал под присягой о сумасшествии старика Фигурина
и отвез его в сумасшедший дом, где потом через месяц один распоряжался бедными похоронами этого старца; он потом завел по доверенности
и приказанию жены тяжбу с ее братом
и немало содействовал увеличению ее доли наследства при законном разделе неуворованной части богатства старого Фигурина; он исполнял все, подчинялся всему,
и все это каждый раз в надежде получить в свои руки свое произведение,
и все в надежде суетной
и тщетной, потому что обещания возврата никогда не исполнялись,
и жена Висленева, всякий раз по исполнении Иосафом Платоновичем одной службы, как сказочная царевна Ивану-дурачку, заказывала ему новую,
и так он
служил ей
и ее детям
верой и правдой, кряхтел, лысел, жался
и все страстнее ждал великой
и вожделенной минуты воздаяния; но она, увы, не приходила.
— Фу, пусто вам будь! — воскликнул майор, — вы, канальи, этак просто задавите! —
И он, выскочив из кибитки, скомандовал к кабаку, купил ведро водки, распил ее со старыми товарищами
и наказал им
служить верой и правдой и слушаться начальства, дал старшему из своего скудного кошелька десять рублей
и сел в повозку; но, садясь, он почувствовал в ногах у себя что-то теплое
и мягкое, живое
и слегка визжащее.