Когда начальник удалился в кабинет, Кувырков стоял с минуту, опустив на грудь голову, и потом совершенно убитый вышел на улицу. Шел Кувырков, а сердце у него так и кипело, в ушах стоял звон, а он земли не видел под собою, будто как он проиграл генеральное сражение. Так он прошел
ряд улиц и на угле одной из них наткнулся на саечника, и вдруг тот ему крикнул: тпру!
Не то чтобы он отличался великолепными зданиями, нет в нем садов семирамидиных, ни одного даже трехэтажного дома не встретите вы в длинном
ряде улиц, да и улицы-то всё немощеные; но есть что-то мирное, патриархальное во всей его физиономии, что-то успокоивающее душу в тишине, которая царствует на стогнах его.
Голован жил, впрочем, не в самой улице, а «на отлете». Постройка, которая называлась «Головановым домом», стояла не в порядке домов, а на небольшой террасе обрыва под левым
рядом улицы. Площадь этой террасы была сажен в шесть в длину и столько же в ширину. Это была глыба земли, которая когда-то поехала вниз, но на дороге остановилась, окрепла и, не представляя ни для кого твердой опоры, едва ли составляла чью-нибудь собственность. Тогда это было еще возможно.
— Да здесь человек, как иголка в траве, или капля воды, упавшая в море…» Пароход шел уже часа два в виду земли, в виду построек и пристаней, а город все развертывал над заливом новые
ряды улиц, домов и огней…
Неточные совпадения
У нас теперь не то в предмете: // Мы лучше поспешим на бал, // Куда стремглав в ямской карете // Уж мой Онегин поскакал. // Перед померкшими домами // Вдоль сонной
улицы рядами // Двойные фонари карет // Веселый изливают свет // И радуги на снег наводят; // Усеян плошками кругом, // Блестит великолепный дом; // По цельным окнам тени ходят, // Мелькают профили голов // И дам и модных чудаков.
Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный
ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду. На единственной
улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал открытый воздух суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам.
Ярким лунным вечером он поднимался по крутой
улице между двумя
рядами одноэтажных домиков, разъединенных длинными заборами; тесные группы деревьев, отягченные снегом, еще более разъединяли эти домики, как бы спрятанные в холмах снега.
Еще две-три встречи с дьяконом, и Клим поставил его в
ряд с проповедником о трех пальцах, с человеком, которому нравится, когда «режут правду», с хромым ловцом сома, с дворником, который нарочно сметал пыль и сор
улицы под ноги арестантов, и озорниковатым старичком-каменщиком.
«Поярков», — признал Клим, входя в свою
улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой
улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел студент, племянник акушерки, которая раньше жила в доме Варвары, а теперь —
рядом с ним.