Неточные совпадения
С этой поры
род князей Протозановых надолго исчезает со сцены, и только раз или два, и то вскользь, при Алексее Михайловиче упоминается
в числе «захудалых», но
в правление царевны Софии один из этого
рода «захудалых князей», князь Леонтий Протозанов, опять пробился на вид и, получив
в управление один из украйных городов, сделался «князем кормленым».
Князь Яков Львович
в моих глазах прелестное лицо, открывающее собою ряд чистых и глубоко для меня симпатичных людей
в нашем
роде.
Бабушка Варвара Никаноровна происходила из самого незнатного
рода: она была «мелкая дворянка», по фамилии Честунова. Бабушка отнюдь не скрывала своего скромного происхождения, напротив, даже любила говорить, что она у своего отца с матерью
в детстве индюшек стерегла, но при этом всегда объясняла, что «скромный
род ее был хоть тихенький, но честный и фамилия Честуновы им не даром досталась, а приросла от народного прозвания».
«Никого, — говорит, — у меня не осталось ни
роду, ни племени: я за сиротство и
в солдаты отдан».
В эти минуты я чувствую то же самое: пока я писала о бабушке и других предках Протозановского дома, я не ощущала ничего подобного, но когда теперь мне приходится нарисовать на память ближайших бабушкиных друзей, которых княгиня избирала не по
роду и общественному положению, а по их внутренним, ей одной вполне известным преимуществам, я чувствую
в себе невольный трепет.
Но и у этой бедняжки, несмотря на ее пышную красоту
в отличном от сестры
роде, женихов, однако, не предвиделось: она была бесприданница, а бедное место сельского дьякона на дьячковской части сколько-нибудь стоящего человека не привлекало.
И Марья Николаевна так основательно рассказала, зачем ей нужен жених, что архиерей стал убеждаться ее доводами и заговорил
в другом
роде...
Она его немедленно взяла оттуда и велела Патрикею отдать
в училище, откуда он потом поступил
в архитектурные классы и был хорошим архитектором и очень богатым человеком, с которым некто из
рода нашего впоследствии вступил
в соотношения, с моей точки зрения не совсем желанные.
Также ревнива была княгиня к малейшему покушению гостя показать свою важность или воспитанность пред другими. Марья Николаевна, бывшая своего
рода bête noire [Здесь
в смысле — козел отпущения (дословно: «черный зверь», франц.)] во всех подобных случаях, говорила мне...
Разъяснения всех этих негодований и пророчеств впереди; их место далеко
в хронике событий, которые я должна записать на память измельчавшим и едва ли самих себя не позабывшим потомкам древнего и доброго
рода нашего. Сделав несколько несвоевременный скачок вперед, я снова возвращаюсь «во время уно», к событию, которым завершился период тихого вдовьего житья княгини с маленькими детьми
в селе Протозанове и одновременно с тем открылась новая фаза течения моего светила среди окружавших его туч и туманов.
Бабушка, к дому которой никакие вести не запаздывали, слушала об этом новом лице с каким-то недоверием и неудовольствием. Я забыла сказать, что
в числе ее разных странностей было то, что она не жаловала графов. По ее правилам,
в России должны быть царский
род, князья, дворяне, приказные, торговые люди и пахотные, но графы… Она говорила, что у нас искони никаких графов не было, и она будто бы вовсе не знает, откуда они берутся.
— Что такое!.. — говорила она, — ну, положим, он и
в самом деле знатный человек, я его
рода не знаю, но чего же бояться-то? Не Иван Грозный, да и того сверх бога отцы наши не пугивались, а это петербургский божок схватил батожок, а у самого, — глядишь, — век кратенький… Мало ли их едет с пйрищем, гремит колесом, а там, смотришь, самого этого боженьку за ноженьку, да и поминай как звали. Страшен один долготерпеливый, да скромный, за того тяжко богу ответишь, а это само пройдет.
Положим, у меня это случилось с девочкой, но то ведь была девочка, там я могла еще уступить: девочка
в свой
род не идет, она вырастет, замуж выйдет и своему дому только соседкой станет, а мальчики, сыновья…
Это совсем другое дело: на них все грядущее
рода почиет; они должны все
в своем поле созреть, один за одним Протозановы, и у всех пред глазами, на виду, честно свой век пройти, а потом, как снопы пшеницы, оспевшей во время свое, рядами лечь
в скирдницу…
Тут никому нельзя уступать, тут всякая ошибка
в воспитании всему
роду смерть».
У нас есть знать, именитые
роды, от знатных дел и услуг предков государству прославившиеся; вот это помнить надо, а у нас родовое-то все с Петра раскрадено да
в посмех дано.
И затем было
в этом же
роде слово к Рогожину...
Для того чтобы художник мог удобнее сообразить, как ему распорядиться, девиц свозили вместе
в один из больших домов, где им были, так сказать, художественные смотрины, обратившиеся
в своего
рода довольно изящное торжество.
— Что же делать, — отвечала княгиня, —
в этом вы сами виноваты: плохо учите своих детей. Хорошенько учите, чтоб они не
родом славились, а сами
род прославляли, так разночинец вас не одолеет, а не то одолеет.
Княгиня умела держаться скромно и благородно даже по отношению к падшим врагам своего
рода:
в то же самое время, когда
в Петербурге злословили графиню Прасковью Ивановну Шереметеву, бывший французский посланник при русском дворе, граф Нельи, описал за границею князя Платона Зубова, к которому свекор княгини, князь Яков Протозанов, «
в дом не ездил, а кланялся только для courtoisie [вежливости (франц.).]».
Над ними хохотали, но они обнаруживали большую терпеливость и переносили все, лишь бы только иметь право хвастать, что принадлежат к свету. Я слышала от бабушки бездну анекдотов этого
рода,
в которых с обстоятельностью упоминались имена «прибыльщиков», вылезших
в дворяне благодаря «компанейству» князей Куракина, Юрия Долгорукого, Сергея Гагарина.
Очень скоро она убедилась, что это совершенно напрасно: все ее опасения
в этом
роде не имели никакого места.
Занятая призванием Червева, княгиня не замечала многого, на что во всякое другое время она, наверно, обратила бы свое внимание. Упущения этого
рода особенно выражались по отношению к княжне Анастасии, которая, не входя
в интересы матери и не понимая ее хлопот и нетерпения, находила
в это время свой дом особенно скучным. На свет, конечно, нельзя было жаловаться, свет не отрекался от княгини и посещал ее, но княжне этого было мало: ей хотелось предаться ему всем своим существом.
Французы, поняв
в чем дело, разобиделись; графиня приняла их сторону, а это показалось Ольге Федотовне несправедливым, и она объяснила самой графине, что та «своего
рода не уважает».
Бабушка молчала: она была поражена тем, что слышала, и тем, что теперь ей представлялось возможным далее
в этом же возмутительном
роде.
Он был человек гордый и благородный и умер с стоическим спокойствием, которое дали ему всегда жившая
в протозановском
роде вера
в бога и непоколебимая уверенность
в благоразумии и твердости княгини Варвары Никаноровны.
Незначительное исключение
в этом
роде она делала только
в пользу брата Валерия, которого она, как и многие другие, находила если не развитее нас, то по крайней мере далеко нас сведущее.
Отвращаясь от всего сколько-нибудь грубого и жестокого, Яков Львович не уважал патриархов жизнеописания, которых
в юности своей прочел
в библии, и с тех пор не любил весь еврейский
род, и считал себя сыном Завета Нового, и находил, что из Ветхого Завета ему нечем руководиться, даже не исключая десяти заповедей, так как
в Новом Завете была одиннадцатая, заключавшая
в себе все десять старых.
Дядя был религиозен, но мало набожен, и потому молитвенное настроение его было
в своем
роде необычайностью.
Софья Сергеевна, конечно, сознавала, что она не сделала никакого mésalliance, [Брак, неравный
в социальном отношении (франц.).] выйдя замуж за Якова Львовича, потому что
род Протозановых, хотя и не княжеский, был гораздо древнее и почетнее ее предков, пришлых азиатских князьков Делибашевых, но зато она была непоколебимо убеждена во всех иных своих превосходствах над дядею.
Ей было все равно, каковы их нравы и задачи: она блюла только их светское положение, — даже не
род, а именно одно положение
в данную пору.